Утром я написал Мартынову, что приеду на полчаса позже. Я сообщил, что надо устроить друга на работу. Вопросов у него не возникло: надо — значит, надо.
Я решил ехать на метро, чтобы сэкономить время, так что до отдела полиции я добрался примерно за двадцать пять минут. Там меня снова едва не раздавил поток людей, хотя Арбатско-Покровскую линию не назовешь особо загруженной. А я ехал от «Славянского бульвара» до «Курской» и все время тихо проклинал метро. Как я отвык от вечной толкучки! Все-таки хорошо иметь машину, даже несмотря на пробки!
Володя уже приехал и ждал меня. Я проводил его в кабинет Сереги. Серега — это начальник отдела полиции, а его полное имя — Сергей Павлович Крутовской. Он, так же как и мой отец, вышел в отставку в звании полковника.
— Привет, Михалыч, — говорит он мне. — Нашел нам следователя?
Никто никогда меня так не называл, кроме Сереги. Я кивнул и представил ему Володю. После того, как они немного побеседовали между собой, в кабинет вбежала незнакомая женщина средних лет. Видно было, что у нее что-то случилось. Я хоть и сочувствовал ей, но оставаться у Сереги в кабинете мне было больше нельзя — надо спешить на работу. Мартынов, наверно, ждал меня и беспокоился. Но посетительница не позволила мне выйти, вцепившись в мою куртку.
— Куда вы? Что у нас за полицейские такие, которые не хотят помогать простым людям? — возмущенно кричала она, не пуская меня к двери.
Я понимал ее поведение и любого другого человека, который в тот момент был бы на моем месте, я бы сам осудил, но работа была для меня превыше всего. Я спокойно заявил, что я не полицейский, и наконец покинул районный ОВД. Счастье, что он находился всего лишь в двух километрах от улицы, на которой я работал. Но до своего СИЗО я добрался только за двадцать минут. Машину-то я дома оставил…
Что произошло там дальше с этой бедной женщиной и удалось ли Володе раскрыть его первое дело — я узнал только через несколько дней. А тогда меня волновал лишь один вопрос: что Гриша рассказал тому прокурору, Куликову, обо мне и той кошмарной истории?
Павлова я нашел возле входа в здание. Он спокойно стоял и курил, глядя куда-то вдаль. Я подошел к нему и положил руку на плечо. Тот резко обернулся и, увидев меня, выбросил сигарету.
— Доброе утро, Вадим Михайлович, — говорит он и при этом почему-то отводит взгляд и смотрит в землю. Я мысленно перекрестился: если Гриша сказал в пятницу лишнего, то это кончится плохо как для меня, так и для него. Я бы за это его сразу же уволил, несмотря на его искреннее уважение ко мне. Ну, а что касается меня… меня бы осудили на пожизненное, и я бы тут же покончил с собой. Ведь хочется сохранить доброе имя, чтобы после моей смерти не говорили: «Слышали, что наш начальник два года назад убил троих человек?» Синдром «хорошего человека», что ли, пробудился во мне? Об этом я тоже узнал от Насти, когда она рассказывала мне о своей работе психотерапевта. Говорят, что люди с таким синдромом очень боятся, как бы кто о них не разнес сплетен. Вот и я такой же.
Я тоже поздоровался с Гришей и сразу же спросил его о том, что он рассказал в тот день прокурору. Тот в свою очередь ответил, что ничего не говорил об убийстве Лиановского и тут сказал такое, от чего мне едва не стало плохо: «Он не поверил!» Кровь отхлынула от моего лица, даже потемнело в глазах, и я невольно схватился рукой за ветку дерева. Сумел только произнести одно слово: «Почему?» Гриша отвечает:
— Наверно, ему что-то не то в моем голосе почудилось. Но я действительно сказал, что ничего об этом не знаю, как вы и просили.
Да, Павлов такой. Вроде умеет хранить секреты, но эмоции нет-нет да и выдают его с головой. Так и на этот раз. Я с досадой сжал кулаки.
— Ой, Гриша, не умеешь ты скрывать эмоции! — раздраженно говорю я, но быстро успокаиваюсь: — Ну, хоть ничего не сказал — и то хорошо. Ладно, спасибо, — и я быстро, почти срываясь на бег, ушел к себе. Нет, если я не научусь спокойно реагировать на слова окружающих о смерти Лиановского, то все наверняка догадаются, что я и есть его убийца.
Пока я шел в свой кабинет, то ненароком оглянулся на Павлова. Его явно удивило мое поведение. А объяснять ему причину этого я вовсе не собирался и только ускорил шаг, направляясь к себе.
***