И хватает же у этого мерзавца наглости так с нами разговаривать! Как я его ненавижу! Даже Лиановский не вызывал во мне такого омерзения, как этот негодяй! Если они дружили, то я не удивлен… Всякий выбирает свой круг общения — похожих на него людей.
— А я вот скучал, особенно по тебе, Новицкий… — обращается он ко мне и при этом смотрит на меня так, что у меня замирает сердце. Что он еще придумал?
— Пойдем-ка со мной, — говорит он мне.
— Куда? — растерянно спрашиваю я. Что бы ни произошло дальше, я абсолютно уверен, что оно не будет хорошим. Но мне не стоило задавать вопросов. Радзинский свирепеет на глазах, его обманчиво добродушное выражение лица превращается в злобное.
— Ты смеешь еще задавать вопросы, тварь? — он хватает меня за руку и насильно тащит вон из подвала. Я едва успел оглянуться на Лешку — тот с испугом провожал меня взглядом и явно хотел идти за нами. Но Радзинский приказал ему оставаться на месте.
***
Я уже три раза задавал своему мучителю один и тот же вопрос: что он собирается со мной делать? Но он уже не сердился, а спокойно отвечал, что я все скоро узнаю.
Мы вошли в какую-то комнату. Я обвел ее взглядом. Скромно обставлена, но видно, что мебель дорогая. В этом я стал разбираться после свадьбы. Кресло из черной материи возле журнального столика, такой же диван и просторная кровать… Спальня. Но почему он привел меня именно сюда? И тут я обо всем догадался — вот что означали его странные взгляды и то обращение в первый день моего плена: «мой сладкий»! Я хотел было сбежать, но Радзинский крепко держал мою руку и не отпускал.
— Не делайте этого! — взмолился я. Ох, пусть лучше бы он снова меня избил, но только не ЭТО… Никогда в жизни я не занимался сексом с другими мужиками и терпеть не мог геев. Но его, казалось, мои мольбы о пощаде абсолютно не тронули. Я чувствую холод ножа, который разрезает мои шорты, и в следующее мгновение я оказываюсь раздетым донага. Нет… Неужели он осмелится сделать со мной такое?
Еще как осмелится! Я пытаюсь освободиться от его хватки, но куда там… Он сжимает мою руку так крепко, как будто на ней кандалы…
— Нет! — кричу я. — Не надо, умоляю!
— А тебя никто не спрашивает! — холодно ответил главарь мафии и резким движением опрокидывает меня на кровать. Все, теперь уже ЭТОГО никак не избежать…
Он наваливается на меня, прижимая к кровати. Одной рукой держит мои запястья, чтобы я не смог ему врезать, а другой жадно водит по моей спине. Слышу, как он что-то тихо говорит. Не могу разобрать, что именно, но это явно что-то неприятное для меня. Я понимаю, что не стоит сопротивляться, чтобы не было слишком больно, но не могу вынести того, что сейчас будет… Я закрыл глаза от стыда и даже залился краской. Радзинский начинает свое занятие, довольный тем, что я не пытаюсь ничего сделать. Он вставляет мне сразу два пальца, затем три… От боли у меня на глазах показались слезы, и я с трудом сдерживаю стон, но изо всех сил сжимаю зубы. Как же, буду я доставлять радость этому садисту своими криками!
Радзинский убирает пальцы и резко входит сам, на всю длину. Как я ни крепился, но все же не смог терпеть и вскрикнул. Это ему не понравилось, и он, схватив меня за волосы, вжал лицом в подушку хоть и на несколько секунд, но я чуть не задохнулся за это время. А он отпустил мои волосы и вцепился ногтями в плечи, оставляя на них царапины… Этот кошмар все продолжается, прерываясь лишь тогда, когда Радзинский целует меня в шею и даже иногда кусает кожу на ней.
Слезы льются из моих глаз нескончаемым потоком, и вскоре вся подушка залита ими. Чтобы отвлечься, я начал вспоминать прошлое: как я в Адлере грустный сижу на пляже, а Настя пытается меня утешить… Ах, Настя, Настя… Если бы ты сейчас видела меня и знала, за что я несу свой крест, то наверняка развелась бы со мной! Зачем нужен дочери бизнесмена серийный убийца, да к тому же и изнасилованный другим бандитом? Я вспоминаю дни, когда я пришел в ее номер с цветами… Мы, счастливые от того, что нашли друг друга, пили вино, ели конфеты, а затем… понимаете, что было… А затем мы ездили на экскурсии… Когда вернулись в Москву, то сразу же подали заявление в ЗАГС, Олег Сергеевич дарит нам квартиру… Про тот свой поступок я тогда и не вспоминал.
Пока я об этом думал, я даже сумел немного отвлечься от происходящего. Скоро Радзинский кончил и вышел из меня. Картины моей прежней жизни исчезли, и я вернулся в реальность. Все… Вот я жестоко оскорблен. От этой мысли я снова готов был расплакаться, но чудом сумел сдержаться. Думаю, что я выплакал все слезы за время ЭТОГО…
— Давай, иди к себе! — крикнул мне Радзинский. Я, шатаясь, побрел обратно, где меня с нетерпением ожидал Лешка. Видно, я представлял собой жалкое зрелище, поскольку он сразу же кинулся ко мне с расспросами. Но мне было не до ответов на его вопросы. Я думал, что слез у меня больше не осталось, но я ошибался.