Замочная скважина

Валерка медленно вспоминал, что Танюша была на похоронах матери и после них заходила вместе с тетей Раей или Ольгой Петровной. Соседки приносили какую-то еду, вытирали пыль, мыли полы, уходили. Тетя Рая старалась скрыть слезы, Ольга Петровна сосредоточенно гладила Валеркины рубашки, а Таня сидела и молча смотрела на него.

– Иди сюда, – позвал ее Валерка, и Танюша покорно подошла.

Валерка повалил ее на диван и спокойно сделал то, чего Танюша ждала, о чем мечтала, чего боялась и хотела больше всего на свете.

Для Танюши мир обрушился, для Валерки – нет. Он вообще плохо понимал, что делает и, главное, зачем. Лучше бы с Маринкой – проблем бы было меньше. Что вдруг на него нашло? Бред какой-то.

Следующие два года остались в памяти Валерки одним тяжелым и бессмысленным днем, который никак не заканчивался. Как будто память, память еще ребенка, мальчика с сорок пятым размером ноги, щетиной, но все еще ребенка, память услужливая, заботливая, оберегающая, стерла все, что только можно, чтобы сохранить психику, чтобы мозг не взорвался от мыслей, а сердце – от боли.

Валерка смутно помнил, как сидел на кухне перед Ольгой Петровной, и та объясняла ему, что сейчас Танюша сделает аборт, потому что ей нужно окончить школу, а Валерке учиться надо, да и разговоры пойдут и вообще все не так нужно сделать, а правильно, но это ничего не значит. Вот когда Танюше исполнится восемнадцать, они поженятся, обязательно поженятся, чтобы свадьба была, и платье у Танюши, и машина, а дети у них будут, еще успеют нарожать. Так что ничего страшного. Он помнил, что послушно кивал и соглашался. Помнил и Танюшу, которая не поднимала глаз, и своего отца, который тоже сидел за столом на кухне у Ольги Петровны, молча и покорно кивая, и тетю Иру, которая почему-то горько плакала. Валерке было совершенно все равно, настолько пусто было внутри.

Он учился, встречался с отцом, ходил с Танюшей в кино, ел суп, приготовленный Ольгой Петровной, но ничего не чувствовал и не видел – ни вкуса супа, ни лиц, ни мелькающих перед глазами картинок. Ничего. Не замечал вечно недовольного лица Ольги Петровны, застывшей ухмылки Светланки, Маринкиной злобы, смешанной с жалостью, вечно заплаканных глаз Танюши.

Получалось, что Валерка жил на три дома, но нигде не был как дома. Нигде не мог согреться, успокоиться. Нет, он больше не винил себя в смерти матери. Убедил себя в том, что его встреча с отцом не могла ее довести до самоубийства. А что могло? Вот на этот вопрос он так и не нашел ответа. Тоска. Неужели бывает такая смертная тоска? Неужели матери было настолько плохо и настолько не хотелось жить? И как можно так вообще – ходить на работу, улыбаться, чистить зубы, а потом вдруг раз – и шагнуть в окно?

– Господи, ну почему? – плакала на похоронах тетя Рая. – Все ж было нормально. Как же мы не заметили? И даже сердце не екнуло?

Валерка тоже ничего не почувствовал. Даже когда мама захотела остаться дома, не пошла на свидание, или куда там она собиралась, у него ничего не шевельнулось, не закололо. Ему было все равно. А оказалось, что тогда пружина и сорвалась. Нет, он не горевал, не скучал по маме. Он не мог понять – за что она так с ним? Как она могла бросить его?

Несколько раз дома он подходил к окну, открывал его настежь, вставал на подоконник и смотрел вниз. Он хотел шагнуть в пустоту, туда же, вслед за матерью. Нужен был всего маленьких шажок. Но он не смог – ему было страшно.

* * *

Свадьба не оставила в его памяти совершенно никаких воспоминаний, хотя Ольга Петровна организовала все так, как хотела – с платьем, рестораном и гостями. На фотографиях у невесты был несчастный вид, как будто она сейчас разрыдается, жених смотрел куда-то в сторону и вдаль, тетя Ира осталась на заднем плане маловразумительным пятном, Светланка ухмылялась, и только Ольга Петровна стояла торжественно, в дурацком костюме, важная и сосредоточенная.

Даже для Тани этот день остался в памяти не столько благодаря бракосочетанию, сколько из-за Маринки. Та подсела к ней в ресторане, когда Валерка ушел танцевать, практически насильно уводимый Ольгой Петровной.

– Ну, поздравляю, – сказала Маринка. Таня даже с прической и в пышном, с оборками, как многослойный торт, свадебном платье, которое Ольга Петровна лично выбрала в «Гименее», проигрывала своей подруге детства в красоте.

– Спасибо, – тихо ответила Таня, все еще не веря, что это она вышла замуж за Валерку, а не Маринка.

– А я уезжаю, – продолжала Маринка.

– Когда? – спросила Таня, надеясь, что Маринка уедет как можно скорее и как можно дальше.

– Завтра утром.

– А куда?

– В новую жизнь! Желаю счастья! – Маринка допила шампанское и побежала танцевать, отлепив Ольгу Петровну от Валерки.

Утром Таня, пока все спали, стояла у окна и смотрела на дорожку перед подъездом. Она хотела убедиться, что Маринка не соврала, что она уедет и не заберет у нее Валерку, который еще вчера лез к ней целоваться и танцевал так, что Таня сходила с ума от ревности и панического страха.