Такимъ образомъ невинное замѣчаніе м-ра Пикквика, дополненное разными поясненіями, удостоилось быть внесеннымъ въ книгу знаменитаго иностранца.
— Графъ, — сказала м-съ Львица Гонтеръ.
— Что прикажете, мадамъ Гонтъ?
— Позвольте представить вамъ м-ра Снодграса, поэта, друга м-ра Пикквика.
— Погодите! — воскликнулъ графъ, вынимая опять записную книгу. — Поэтъ Сной-Красъ? Карашо. Глава пятьдесятая. Поэзія. На утреннемъ балѣ мадамъ Гонтъ познакомила меня съ первымъ англійскимъ поэтомъ, господиномъ Сной-Красъ, другомъ м-ра Вика. Сама Гонтъ написала знаменитую поэму "Издохлая лягушка". Карашо, очень карашо.
И, окончивъ эти замѣтки, графъ удалился въ противоположный конецъ сада, вполнѣ довольный собранными свѣдѣніями.
— Чудный человѣкъ этотъ графъ Сморльторкъ! — сказала м-съ Львица Гонтеръ.
— Глубокій философъ, — замѣтилъ редакторъ "Синицы".
— Свѣтлая голова, — прибавилъ м-ръ Снодграсъ.
Всѣ присутствовавшія особы единодушно согласились съ этими отзывами, прославляя, каждый по своему, премудрость знаменитаго иностранца.
Въ эту минуту грянулъ концертъ, раздались очаровательные звуки инструментальной музыки, и толпа, прославлявшая графа Сморльторка, забыла свой панегирикъ. Послѣ концерта началась музыка вокальная, гдѣ иностранные артисты, надсаживая грудь и горло, обнаружили удивительныя эволюціи своего искусства. Публика утопала въ океанѣ восторговъ. Затѣмъ выступилъ на сцену мальчишка лѣтъ четырнадцати, черномазый и совсѣмъ невидный собою, но штукарь удивительный, заслужившій отъ всѣхъ громкіе аплодисменты. Взявъ огромный стулъ за одну ножку, онъ повертѣлъ его надъ своей головой, поставилъ на землю, разбѣжался, перепрыгнулъ, сталъ на четвереньки, перекувырнулся, сѣлъ, и, въ довершеніе эффекта, сдѣлалъ галстухъ изъ своихъ собственныхъ ногъ, закинувъ ихъ за шею и стараясь принять позицію жабы.
Все это было прелюдіей къ наслажденіямъ высшаго разряда, къ поэтическимъ наслажденіямъ. Ихъ открыла м-съ Поттъ, зачирикавши слабымъ голосомъ небольшое стихотвореньице въ классическомъ духѣ, приспособленномъ къ ея роли Аполлона. Затѣмъ сама м-съ Гонтеръ продекламировала свою "Элегію къ издыхающей лягушкѣ". Публика пришла въ не-описанный восторгъ и сопровождала громкимъ «браво» каждую строфу. Къ удовольствію всѣхъ любителей изящнаго, м-съ Львица Гонтеръ должна была декламировать въ другой разъ, и нѣкоторые изъ гостей изъявили желаніе слышать ее въ третій разъ, но большинство публики, ожидавшей питательнаго завтрака, избавило хозяйку отъ лишняго труда. Его сіятельство графъ Сморльторкъ и многіе другіе джентльмены замѣтили весьма основательно, что было бы неблагоразумно и совсѣмъ неделикатно злоупотреблять такъ долго снисходительнымъ терпѣніемъ м-съ Львицы Гонтеръ. Поэтому, несмотря на совершеннѣйшую готовность со стороны хозяйки читать еще нѣсколько разъ "Издыхающую лягушку", скромные и деликатные гости отказались наотрѣзъ ее слушать, и, когда вслѣдъ затѣмъ отворились двери павильона, гдѣ устроенъ былъ завтракъ, публика хлынула туда съ величайшею поспѣшностью, такъ какъ было вообще извѣстно, что м-съ Львица Гонтеръ, приглашая къ себѣ больше сотни гостей, устраивала завтракъ только на пятьдесятъ персонъ: вся заботливость ея въ такихъ случаяхъ обращалась на однихъ львовъ, a мелкія животныя должны были промышлять о себѣ сами.
— Гдѣ же м-ръ Поттъ? — спросила м-съ Львица Гонтеръ, собирая вокругъ себя знаменитыхъ львовъ.
— Здѣсь я, сударыня, — отвѣчалъ редакторъ, выходя изъ отдаленнаго конца павильона. Безъ этого приглашенія хозяйки онъ рисковалъ остаться голоднымъ на весь день.
— Почему вы къ намъ не придете? — продолжала м-съ Львица Гонтеръ.
— Пожалуйста, не безпокойтесь о немъ, — сказала м-съ Поттъ обязательнымъ тономъ, — вы напрасно принимаете на себя лишнія хлопоты, м-съ Гонтеръ. — Вѣдь тебѣ хорошо тамъ. мой милый, не правда ли?
— Очень хорошо, мой ангелъ, — отвѣчалъ несчастный Поттъ, сдѣлавъ кислую гримасу.
Бѣдный супругъ! Повелительный взглядъ м-съ Поттъ уничтожилъ мгновенно его могущество и силу, и орудіе казни, которое онъ держалъ въ своихъ рукахъ, становилось теперь ничтожной игрушкой въ присутствіи повелительной супруги.
М-съ Львица Гонтеръ бросала вокругъ себя торжественные взгляды. Графъ Сморльторкъ погруженъ былъ въ созерцаніе роскошныхъ блюдъ; м-ръ Топманъ усердно угощалъ раковымъ салатомъ знаменитыхъ львицъ, обнаруживая высокую степень граціозности, столь свойственной испанскимъ бандитамъ; м-ръ Снодграсъ, искусно отстранивъ молодого джентльмена, поставлявшаго критическія статьи для итансвилльской «Синицы», объяснялъ патетическія мѣста молодой красавицѣ, завѣдывавшей стихотворнымъ отдѣломъ на страницахъ «Синицы»; м-ръ Пикквикъ любезничалъ и насыщался, занимая одно изъ самыхъ почетныхъ мѣстъ подлѣ самой хозяйки. Отборный кружокъ былъ, повидимому, сформированъ вполнѣ, и не было недостатка ни въ одной особѣ; но вдругъ, къ общему изумленію, м-ръ Левъ Гонтеръ, стоявшій до сихъ поръ y дверей, — его обязанностью всегда было стоять y дверей, — бойко выступилъ на сцену и проговорилъ суетливымъ тономъ:
— Фицъ-Маршалъ, душенька, Фицъ-Маршалъ…