Веселость этихъ джентльменовъ имѣетъ обыкновенно спокойный и серьезный характеръ; но по поводу настоящаго радостнаго событія, каждый изъ нихъ, оставляя обычное глубокомысліе, рѣшился вести себя нараспашку, предаваясь, безъ всякаго ограниченія, душевному разгулу. Пиршество началось громогласными и торжественными тостами въ честь главнаго комиссіонера въ коммерческомъ судѣ,м-ра Соломона Пелля, удивившаго въ тотъ день извозчичью компанію своими эксцентрическими талантами по юридическому крючкотворству. Наконецъ, послѣ обильныхъ возліяній, одинъ пестролицый джентльменъ въ голубой шали сдѣлалъ предложеніе, чтобы кто-нибудь изъ почтенной компаніи пропѣлъ какую-нибудь пѣсню для общей потѣхи. На это отвѣчали единодушнымъ требованіемъ, чтобы пестролицый джентльменъ самъ принялъ на себя трудъ развеселить компанію вокальной музыкой, и когда тотъ отказался наотрѣзъ отъ этого неучтиваго требованія, послѣдовалъ разговоръ весьма шумный и крупный, воспламенившій извозчичьи сердца.
— Господа! — сказалъ президентъ пиршества, владѣлецъ многихъ кабріолетовъ и каретъ, — вмѣсто того, чтобы разстраивать общую дружбу, не лучше-ли попросить намъ м-ра Самуэля Уэллера сдѣлать одолженіе всей компаніи?
Единодушный говоръ одобренія утвердилъ предложеніе президента.
— Право, господа, я не привыкъ пѣтъ въ большой компаніи безъ аккомпанемента, — сказалъ Самуэль, — но ужъ если вы требуете и приказываете, мое горло будетъ къ вашимъ услугамъ. Просимъ прислушать.
И послѣ этого предисловія Самуэль, постепенно возвышая голосъ, затянулъ странный романсъ о томъ, какъ нѣкогда разбойникъ Торпинъ, герой народныхъ англійскихъ преданій, остановилъ на большой дорогѣ карету одного епископа, какъ завладѣлъ его кошелькомъ и какъ, наконецъ, всадилъ пулю въ лобъ неосторожному кучеру, который, спасаясь отъ разбойника, погналъ своихъ лошадей въ галопъ. Пѣсня отзывалась съ большимъ неуваженіемъ объ этомъ возницѣ.
— Утверждаю, господа, что здѣсь скрывается личная обида кучерскому сословію, — сказалъ пестролицый джентльменъ, прерывая Самуэля на послѣдней строфѣ. — Я хочу знать, какъ звали этого кучера.
— Имя его осталось въ неизвѣстности для потомства, — отвѣчалъ Самуэль, — въ его карманѣ не отыскалось визитной карточки.
— A я утверждаю, что такого кучера никогда не было и не могло быть на свѣтѣ и что эта пѣсня клевета на нашего брата! — возразилъ пестролицый джентльменъ.
Это мнѣніе, нашедшее отголосокъ во всей компаніи, произвело сильный и жаркій споръ, который, къ счастью, окончился безъ дальнѣйшихъ послѣдствій прибытіемъ м-ра Уэллера и м-ра Пелля.
— Все обстоитъ благополучно, Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ.
— Констэбль будетъ здѣсь въ четыре часа, — сказалъ м-ръ Пелль. — Этимъ временемъ, надѣюсь, вы не убѣжите, сэръ, — э? Ха, ха, ха!
— Подожду, авось къ той порѣ умилостивится мой родитель, — отвѣчалъ Самуэль.
— Ну, нѣтъ, отъ меня ужъ нечего ждать никакой пощады, — сказалъ м-ръ Уэллерь старшій, — я не потатчикъ расточительному сыну.
— Взмилуйся, старичина: впередъ не буду.
— Ни-ни, ни подъ какимъ видомъ! — отвѣчалъ неумолимый кредиторъ.
— Дай отсрочку хоть мѣсяца на два: заплачу съ процентами, — продолжалъ Самуэль.
— Не нужно мнѣ никакихъ процентовъ, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ старшій, — сейчасъ денежки на столъ или пропадешь въ тюрьмѣ ни за грошъ.
— Ха, ха, ха! — залился Соломонъ Пелль, продолжавшій за круглымъ столомъ высчитывать судебныя издержки въ пользу своего кармана. — Вотъ это потѣха, такъ потѣха! Хорошенько его, старикъ, хорошенько! Проучить молодца не мѣшаетъ. Веніаминъ, запишите это, — съ улыбкой заключилъ м-ръ Пелль, обращая вниманіе м-ра Уэллера на итогъ вычисленной суммы.
— Благодарю васъ, сэръ, благодарю, — сказалъ стряпчій, принимая изъ рукъ м-ра Уэллера нѣсколько запачканныхъ ассигнацій. — Три фунта и десять шиллинговъ, и еще одинъ фунтъ да десять — итого пять фунтовъ. Премного вамъ обязанъ, м-ръ Уэллеръ. Сынъ вашъ прекраснѣйшій молодой человѣкъ, и такія черты въ его характерѣ достойны всякой похвалы, — заключилъ м-ръ Пелль, завязывая свой судейскій портфель и укладывая ассигнаціи въ бумажникъ.
Передъ появленіемъ констэбля Самуэль пріобрѣлъ такое благорасположеніе во всей честной компаніи, что всѣ единодушно и единогласно вызвались сопровождать его до воротъ Флита. Въ назначенную минуту истецъ и отвѣтчикъ пошли рука объ руку; впереди ихъ — констэбль, a восемь дюжихъ кучеровъ замкнули ихъ въ арьергардѣ. На перепутьи вся компанія остановилась на нѣсколько времени въ кофейной адвокатскаго суда, и потомъ, когда окончательно выполнены были всѣ судебныя формы, процессія тѣмъ же порядкомъ продолжала свой путь.
Въ улицѣ, гдѣ стояла тюрьма, произошла небольшая сумятица по поводу упорнаго намѣренія восьмерыхъ джентльменовъ идти рядомъ съ м-ромъ Самуэлемъ, и тутъ же принуждены были оставить пестролицаго джентльмена, вступившаго въ боксерское состязаніе съ разносчикомъ афишъ. За исключеніемъ этихъ мелкихъ приключеній, шествіе совершилось благополучно. Передъ воротами Флита вся компанія дружески разсталась съ арестантомъ.