Но эти слова, повидимому, вовсе не произвели вожделѣннаго результата. М-ръ Уэллеръ старшій никакъ не могъ обуздать своего страннаго припадка, и въ ту пору, какъ супруга его и м-ръ Стиджинсъ сидѣли пригорюнившись на своихъ стульяхъ, съ глазами, поднятыми къ потолку, старый джентльменъ принялся выдѣлывать въ воздухѣ таинственные жесты, служившіе выраженіемъ его пламеннаго желанія расплющить красный носъ вышеозначеннаго Стиджинса, и было очевидно, что эта пантомима доставляла ему величайшее утѣшеніе и отраду. Однакожъ, продолжая выдѣлывать эти штуки, старый джентльменъ едва не попалъ въ просакъ; когда м-ръ Стиджинсъ припрыгнулъ со своего мѣста на встрѣчу глинтвейну, принесенному изъ буфета, голова его чуть-чуть не пришла въ соприкосновеніе со сжатымъ кулакомъ, которымъ м-ръ Уэллеръ старшій описывалъ въ воздухѣ свои воображаемые фейерверки.
— Ахъ ты, неуклюжій старичина! — сказалъ Самуэль, поспѣшившій весьма кстати на выручку своего отца. — Что это тебѣ вздумалось съ такимъ азартомъ протянуть руку въ этому стакану? Развѣ не видишь, что ты чуть не задѣлъ этого джентльмена?
— Ненарочно, Самми, ненарочно, другъ мой, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, озадаченный этимъ совершенно непредвидѣннымъ столкновеніемъ событій.
— Извините этого старика, сэръ, впередъ онъ будетъ учтивѣе, — сказалъ Самуэль, когда красноносый джентльменъ, поправляя свои волосы, снова усѣлся на стулъ. — Какого вы мнѣнія, сэръ, объ этой теплой суетѣ?
М-ръ Стиджинсъ не учинилъ словеснаго отвѣта, но жесты его приняли выразительный характеръ. Онъ пріотвѣдалъ влагу въ стаканѣ, который ему подали, потомъ бережно поставилъ свой зонтикъ на полъ и пріотвѣдалъ еще, разглаживая въ то же время свой жилетъ и верхнюю часть панталонъ. Наконецъ, м-ръ Стиджинсъ залпомъ выпилъ весь стаканъ и, облизнувшись, подалъ его Самуэлю съ тѣмъ, чтобы онъ приказалъ изготовить другую порцію такого же вещества.
М-съ Уэллеръ, съ своей стороны, отдала также должную справедливость этому составному веществу. Сперва, какъ и слѣдуетъ, она объявила положительно, что не беретъ въ ротъ ни одной капли; потомъ съ великимъ трудомъ проглотила крошечную капельку, потомъ большую каплю, и потомъ уже вдругъ нѣсколько капель, безъ малѣйшаго труда. Получивъ отъ природы комплекцію весьма чувствительнаго свойства, достойная леди весьма успѣшно вытягивала по слезинкѣ изъ своихъ глазъ съ каждой каплей глинтвейна и, растопляя постепенно свои чувства, достигла наконецъ величайшаго паѳоса при обнаруживаніи скорби и печали.
М-ръ Уэллеръ старшій наблюдалъ эти явленія съ превеликимъ отвращеніемъ и досадой, и когда, наконецъ, м-ръ Стиджинсъ, послѣ второй порціи крѣпительнаго напитка, вдругъ испустилъ изъ своей груди нѣсколько скорбныхъ вздоховъ и стоновъ, старый джентльменъ открыто выразилъ свое неудовольствіе многочисленными и безсвязными рѣчами, въ которыхъ, впрочемъ, нельзя было доискаться опредѣленнаго значенія и смысла.
— Вотъ что, другъ мой, Самми, шепнулъ м-ръ Уэллеръ на ухо своего сыну, послѣ продолжительнаго пристальнаго наблюденія за движеніями супруги и достопочтеннаго м-ра Стиджинса, — желудокъ y твоей мачихи, думать надобно, ужасно испорченъ такъ-же, какъ и у этого пастыря съ краснымъ носомъ.
— Отчего ты такъ думаешь? — сказалъ Самуэль.
— Да оттого, видишь ты, что крѣпительные напитки ничуть не скрѣпляютъ ихъ суставовъ: все, что входитъ въ ихъ желудокъ, превращается въ теплую водицу, и эта водица выкатывается обратно изъ ихъ глазъ. Повѣрь мнѣ, другъ мой, Самми, это y нихъ, должно быть, наслѣдственная слабость.