Высказывая это ученое мнѣніе, м-ръ Уэллеръ старшій выдѣлывалъ въ то же время болѣе или менѣе выразительные жесты и гримасы, къ величайшему огорченію своей супруги, которая, подмѣтивъ теперь значительную часть этихъ движеній, заключила весьма правдоподобно, что неисправимый мужъ ея продолжаетъ издѣваться надъ ней и надъ особой достопочтеннаго представителя методисткой доктрины. Уже она рѣшилась въ своей душѣ сдѣлать необходимыя приготовленія къ обнаруженію въ сильнѣйшей степени истерическихъ припадковъ съ надлежащей обстановкой, какъ въ эту самую минуту м-ръ Стиджинсъ поднялся со своего мѣста и, остановившись среди комнаты, приступилъ къ произнесенію трогательной рѣчи въ назиданіе всей компаніи, и особенно для личной пользы м-ра Уэллера младшаго. Въ рѣзкихъ и сильныхъ выраженіяхъ, достопочтенный ораторъ принялся заклинать молодого человѣка, чтобъ онъ бдительно смотрѣлъ за своими чувствами и помыслами и нелѣностно стоялъ на стражѣ въ этомъ логовищѣ несчастія и мірской суеты, куда завлеченъ онъ силою обстоятельствъ, зависѣвшихъ, въ нѣкоторой степени, отъ его собственной лукавой и злой воли. Онъ старался оградить его сердце отъ лицемѣрія и фальшивой гордыни, и въ этомъ отношеніи рекомендовалъ молодому человѣку брать примѣръ съ него самого, м-ра Стиджинса, заслужившаго всеобщее уваженіе, любовь и преданность отъ всѣхъ истинно благомыслящихъ людей. Развивая этотъ тезисъ, достопочтенный пастырь убѣдительно доказывалъ заблудшему сыну, что, имѣя передъ глазами такой достойный образецъ, онъ, Самуэль Уэллеръ, сдѣлается, рано или поздно, однимъ изъ наилучшихъ сочленовъ методистскаго общества, оказавшаго въ послѣднее время такое благодѣтельное вліяніе на избранныхъ сыновъ и дщерей британскаго и американскаго вертограда. Вслѣдъ затѣмъ, м-ръ Стиджинсъ, къ наивящему назиданію молодого человѣка, изобразилъ живо и сильно, что всѣ его пріятели и друзья, съ которыми, на свою погибель, приходилъ онъ въ соприкосновеніе въ продолженіе своей жизни, безспорно суть отъявленные негодяи и мерзавцы, стыдъ и поношеніе бреннаго человѣческаго естества.
Во второй части диссертаціи краснорѣчивый ораторъ убѣждалъ своего молодого слушателя удаляться, пуще всѣхъ пороковъ, отъ пьянства, такъ какъ пьяный человѣкъ, въ строгомъ смыслѣ, есть не иное что, какъ свинья, отравленная грязными и ядовитыми зеліями, изобрѣтенными на погибель тѣла и души. Но на этомъ мѣстѣ, языкъ достопочтеннаго и красноносаго джентльмена сдѣлался удивительно безсвязнымъ, и стопы его, независимо отъ воли своего владѣльца, принялись выписывать такіе вензеля, что м-ръ Стиджинсъ, для сообщенія своему тѣлу перпендикулярнаго положенія, принужденъ былъ уцѣпиться обѣими руками за спинку стула.
М-ръ Стиджинсъ не обнаружилъ въ своей рѣчи никакого желанія, чтобы слушатели его стояли на сторожѣ противъ шарлатановъ, которые выступаютъ съ мѣднымъ лбомъ на состязаніе съ легковѣрными умами и сердцами. Но такъ какъ онъ простоялъ весьма долго, облокотившись на спинку стула, и неистово моргалъ обоими глазами, то можно было придти къ безошибочному заключенію, что всѣ эти сентенціи переваривались въ его мозгу, хотя онъ не считалъ нужнымъ высказывать ихъ въ настоящей бесѣдѣ.
Слушая эту удивительную рѣчь, м-съ Уэллеръ всхлипывала и рыдала при концѣ каждаго параграфа, между тѣмъ какъ Самуэль спокойно сидѣлъ на стулѣ, перебросивъ ногу на ногу, и смотрѣлъ на оратора самыми умильными глазами. По временамъ онъ выразительно перемигивался со своимъ почтеннымъ родителемъ, который былъ при началѣ этой рѣчи въ самомъ веселомъ расположеніи духа, но потомъ заснулъ на половинѣ и не просыпался до конца.
— Браво, браво! — сказалъ Самуэль, когда, наконецъ, красноносый джентльменъ оставилъ свой ораторскій постъ. — Вы говорите очень хорошо, м-ръ Стиджинсъ.
— Надѣюсь, это принесетъ тебѣ пользу, Самуэль, — сказала м-съ Уэллеръ торжественнымъ тономъ.
— Принесетъ, сударыня, принесетъ, — отвѣчалъ Самуэль.
— О, если бы это могло также исправить твоего отца! — воскликнула м-съ Уэллеръ.
— Благодарю тебя, душенька, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, — я ужъ поправился малую толику: вздремнулъ и всхрапнулъ.
— Пропащій человѣкъ! — сказалъ достопочтенный м-ръ Стиджинсъ.
— Спасибо за ласку, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, — не забуду вашихъ милостей. Только знаете ли, сэръ, и вы, почтенная сударыня, сумерки ужъ, кажется, давненько наступили; Пегашка застоялась. Если мы простоимъ здѣсь еще часокъ-другой, то вѣдь она просто полетитъ по воздуху на возвратномъ пути домой, и я не поручусь за вашу безопасность. Вы же вѣдь не любите, господинъ пастырь, когда колесо ненарокомъ задѣваетъ за тумбу.
При этомъ намекѣ достопочтенный м-ръ Стиджинсъ, взволнованный и озадаченный, взялъ свою шляпу, зонтикъ, и, обращаясь къ почтенной леди, — сказалъ, что пора имъ, наконецъ, выбраться изъ предѣловъ этого нечистаго жилища. М-съ Уэллеръ немедленно встала со своего мѣста, и Самуэль вывелъ своихъ гостей на тюремный дворъ.
— Прощай, мой другъ, Самми! — сказалъ старый джентльменъ.
— Прощай, добрый человѣкъ! — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ младшій.