Читаем Замогильные записки Пикквикского клуба полностью

— Финансовые, любезный другъ, финансовые, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ, вынимая изъ кармана бумажникъ и пожимая руку своего адвоката. — Вы ужъ столько для меня сдѣлали, что я едва-ли когда расквитаюсь съ вами, Перкеръ.

Послѣ этой маленькой прелюдіи друзья серьезно занялись разсмотрѣніемъ многосложныхъ счетовъ и росписокъ, по которымъ м-ръ Пикквикъ съ великимъ удовольствіемъ заплатилъ своему адвокату значительную сумму денегъ въ вознагражденіе за его хлопоты и безкорыстные труды.

И лишь только они кончили этотъ счетъ, какъ за дверью раздался поразительно сильный стукъ, не умолкавшій ни на одно мгновеніе, какъ будто кто-то рѣшился раздробить и молотокъ, и дверную скобку.

— Что это такое? — воскликнулъ Перкеръ, быстро приподнимаясь съ мѣста.

— Стучатся въ дверь, я полагаю, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, какъ будто еще могло быть какое-нибудь сомнѣніе въ дѣйствительности этого стука.

Неугомонный стукъ возрасталъ съ изумительною силой.

— Ахъ, Боже мой! — сказалъ Перкеръ, позвонивъ въ колокольчикъ: — это въ состояніи встревожить весь домъ, — Лоутонъ, развѣ вы не слышите?

— Сейчасъ выйду, — отвѣчалъ письмоводитель.

Стукъ между тѣмъ превратился въ оглушительный бой, отъ котораго наконецъ дверь зашаталась и задребезжали стекла.

— Это ужасно! — сказалъ м-ръ Пикквикъ, затыкая уши.

— Торопитесь, Лоутонъ, Бога ради! — закричалъ Перкерь.

М-ръ Лоутонъ, умывавшій этимъ временемъ свои руки за темной перегородкой, бросился къ дверямъ, отворилъ ихъ и сдѣлался очевидцемъ явленія, которое нужно будетъ описать въ слѣдующей главѣ.

Глава LIII. Объясненіе необыкновеннаго стука въ дверь и описаніе многихъ интересныхъ предметовъ, имѣющихъ, между прочимъ, отношеніе къ м-ру Снодграсу и одной молодой леди

Предметомъ, представившимся глазамъ изумленнаго письмоводителя, былъ парень, необыкновенно жирный и толстый, въ простомъ служительскомъ костюмѣ. Онъ стоялъ на половикѣ, и глаза его смыкались какъ будто отъ непреодолимаго влеченія ко сну. Такого жирнаго парня Лоутонъ не видалъ во всю свою жизнь. Впрочемъ, во всѣхъ чертахъ его лица господствовало удивительное спокойствіе, и бѣшеный стукъ, имъ произведенный, не объяснялся рѣшительно ничѣмъ.

— Чего вамъ надобно? — спросилъ письмоводитель.

Необыкновенный парень не произнесъ въ отвѣтъ ни одного слова; онъ дико моргнулъ глазами, и какой-то странный храпъ вырвался изъ его груди.

— Откуда вы, любезный? — спросилъ Лоутонъ.

Парень не сдѣлалъ никакого знака. Онъ дышалъ очень тяжело; но во всѣхъ другихъ отношеніяхъ оставался неподвижнымъ.

Письмоводитель повторилъ вопросъ въ другой, третій, четвертый разъ и, не получивъ никакого отвѣта, уже хотѣлъ затворить дверь, какъ вдругъ парень широко открылъ свои глаза, моргнулъ нѣсколько разъ, чихнулъ однажды и поднялъ свою руку, какъ будто для возобновленія взбалмошнаго стука. Убѣдившись, однакожъ, что дверь передъ нимъ отворена на обѣ половинки, онъ осмотрѣлся вокругъ себя съ величайшимъ изумленіемъ и, наконецъ, вперилъ глаза въ лицо м-ра Лоутона.

— Чего вы стучали здѣсь, какъ сумасшедшій? — спросилъ письмоводитель сердитымъ тономъ.

— Мой господинъ приказалъ мнѣ не выпускать изъ рукъ молотка до тѣхъ поръ, пока не отворятъ.

— Зачѣмъ это?

— Онъ боится, какъ бы я не заснулъ здѣсь передъ дверью.

— Вотъ что! Съ какимъ же порученіемъ васъ прислали?

— Онъ тамъ внизу.

— Кто внизу?

— A господинъ. онъ желаетъ знать, дома-ли вы, сэръ.

М-ръ Лоутонъ выглянулъ на улицу изъ окна коридора.

У воротъ стояла открытая коляска, и въ коляскѣ былъ какой-то пожилой джентльменъ, бросавшій вокругъ себя безпокойные взоры. Лоутонъ махнулъ ему рукой, и при этомъ сигналѣ пожилой джентльменъ немедленно выскочилъ изъ коляски.

— Это, что ли, вашъ господинъ? — спросилъ Лоутонъ.

Жирный дѣтина поклонился.

Дальнѣйшіе разспросы были прерваны появленіемъ старика Уардля, который, взбѣжавъ на лѣстницу, пошелъ, въ сопровожденіи Лоутона, въ комнату м-ра Перкера.

— Пикквикъ! — воскликнулъ пожилой джентльменъ. — Тебя-ли я вижу, дружище? A я услышалъ только третьяго дня, что тебя законопатили въ тюрьму, любезный другъ. Долго ты просидѣлъ тамъ?

— Слишкомъ три мѣсяца, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Зачѣмъ вы посадили его Перкеръ?

— Самъ засѣлъ, почтеннѣйшій, — отвѣчалъ Перкеръ, съ улыбкой, нюхая табакъ. — Я ничего не могъ сдѣлать: отъ рукъ отбился. Вы знаете, какъ онъ упрямъ.

— Знаю, да, разумѣется, знаю, отвѣчалъ пожилой джентльменъ. — Ну, я все-таки радъ, что вижу его. Теперь ужъ мы не выпустимъ его изъ виду,

Съ этими словами старикъ Уардль еще разъ пожалъ руку м-ру Пикквику и сѣлъ въ кресла, при чемъ, его красное, добродушное лицо засіяло самой дружеской улыбкой.

— Ну, такъ оно вотъ что, — сказалъ Уардль, — позвольте-ка вашего табаку, Перкеръ. — Должно быть, ужъ такія времена, что ли… просто изъ рукъ вонъ.

— Какія времена? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза