Замогильные записки Пикквикского клуба

"Однажды зимою, около пяти часовъ вечера, лишь только начало смеркаться, на Марльборогскихъ лугахъ, по дорогѣ въ Бристоль, можно было видѣть путешественника, погонявшаго свою усталую лошадь… то есть оно, собственно говоря, его непремѣнно бы увидѣли, еслибъ какой-нибудь зрячій человѣкъ проходилъ или проѣзжалъ по этому тракту; но погода была такъ дурна, вечеръ до того холоденъ и сыръ, что не было на всемъ этомъ пространствѣ ни одной живой души, и путешественникъ тащился одинъ, какъ можете себѣ представить, въ самомъ мрачномъ расположеніи духа. Будь здѣсь какой-нибудь купецъ тогдашнихъ временъ, приказчикъ, разносчикъ или сидѣлецъ, онъ при одномъ взглядѣ на желтую телѣжку съ красными колесами и на гнѣдого рысачка съ коротенькимъ хвостомъ мигомъ смекнулъ бы, что этотъ путешественникъ былъ никто другой, какъ самъ Томъ Смартъ, изъ торговаго дома "Бильсонъ и Слюмъ"; но такъ какъ этого взгляда некому было бросить, то и оказывалось, что Томъ Смартъ и гнѣдой рысачокъ совершали путешествіе въ глубокой тайнѣ. Вы понимаете, что отъ этого никому не могло быть ни лучше, ни хуже.

"Немного на свѣтѣ мѣстъ скучнѣе и печальнѣе Марльборогскихъ луговъ, когда на нихъ дуетъ сильный вѣтеръ. Если вдобавокъ присоединить къ этому пасмурный зимній вечеръ, грязную и скользкую дорогу, безпрестанное паденіе крупныхъ капель дождя, и если, господа, ради опыта, вы мысленно подвергнете свои кости вліянію враждебныхъ стихій природы, то нечего и говорить, вы вполнѣ поймете справедливость этого замѣчанія относительно Марльборогскихъ луговъ.

"Пронзительный вѣтеръ завывалъ и прямо дулъ черезъ дорогу, сообщая дождевымъ потокамъ косвенное направленіе, на подобіе тѣхъ перекрестныхъ линій, какими въ школахъ украшаются ученическія тетрадки. На минуту онъ смолкалъ, какъ будто истощенный въ своихъ бѣшеныхъ порывахъ, и вдругъ опять и опять — Ггу-Г-г-гу! — и вѣтеръ снова принялся ревѣть и свистать по широкому раздолью, по долинамъ, по холмамъ, по равнинамъ, по ущельямъ, собираясь со свѣжими силами и какъ будто издѣваясь надъ слабостью бѣднаго путешественника, промокшаго до костей и проникнутаго судорожною дрожью.

"Гнѣдой рысачокъ, взмыленный и вспѣненный, поминутно фыркалъ, прядалъ ушами и забрасывалъ свою голову назадъ, выражая, очевидно, неудовольствіе противъ буйства земныхъ стихій; это, однакожъ, не мѣшало ему трусить довольно вѣрными и рѣшительными шагами до тѣхъ поръ, пока новый порывъ вѣтра, неистовый и дикій, не заставлялъ его пріостановиться на нѣсколько секундъ и глубже водрузить свои ноги въ грязную лужу, вѣроятно, для того, чтобъ предупредить опасность носиться на крыльяхъ вѣтра по воздушному пространству. Разсчетъ рысака обнаруживалъ въ немъ необыкновенную смѣтливость умной лошадки: онъ былъ такъ воздушенъ, желтая телѣжка такъ легка, и Томъ Смартъ настолько безкровенъ, что безъ этой предварительной мѣры ураганъ неизбѣжно долженъ былъ бы умчать ихъ на облакахъ за предѣлы видимаго міра, и тогда… но тогда, вы понимаете, повѣсть эта не имѣла бы никакого значенія и смысла.

"— Ну, ну, чортъ меня побери, молодецкая потѣха! — воскликнулъ Томъ Смартъ, имѣвшій весьма нелѣпую привычку вдаваться въ бѣшеныя клятвы. — Дуй, подувай, раздувай, — и провалиться бы мнѣ сквозь землю!

Вѣроятно, вы спросите меня, зачѣмъ Томъ Смартъ выразилъ такое нескромное желаніе провалиться сквозь землю и подвергнуться свирѣпому дѣйствію воздушной стихіи: этого я не знаю и, слѣдовательно, не могу вамъ сказать. Я передаю вамъ изъ іоты въ іоту слова моего стараго дяди, или самого Тома Смарта, — что рѣшительно одно и то же.

"— Дуй, подувай, раздувай! — воскликнулъ Томъ Смартъ къ очевидному удовольствію своей лошадки, которая на этотъ разъ заржала и встряхнула ушами.

"— Развеселись, Сого! — воскликнулъ Томъ, погладивъ рысачка концомъ своей плети. — Въ такую ночь не разъѣдемся мы съ тобой; только бы завидѣть какой-нибудь домишко — и баста: ты въ конюшню, я на боковую. Пошевеливайся, Сого! Чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.

"Не могу вамъ доложить, понялъ ли гнѣдой рысачекъ сущность увѣщаній своего хозяина, или онъ собственнымъ умомъ дошелъ до такого заключенія что стоять среди дороги не было ни малѣйшей выгоды ни для него, ни для желтой телѣжки, — только онъ вдругъ бросился бѣжать со всѣхъ ногъ, и Томъ Смартъ уже не могъ остановить его до той поры, когда онъ по движенію собственной воли своротилъ направо съ большой дороги и остановился передъ воротами придорожнаго трактира, за четверть мили до конца Марльборогскихъ луговъ.