Читаем Замогильные записки Пикквикского клуба полностью

"Томъ Смартъ бросилъ возжи, выскочилъ изъ телѣжки и окинулъ быстрымъ взглядомъ верхнюю часть придорожнаго трактира. Это было довольно странное зданіе изъ брусьевъ, обложенное тесомъ, съ высокими и узкими окнами, пробитыми на большую дорогу, низенькая дверь съ темнымъ портикомъ вела въ домъ посредствомъ пары крутыхъ ступеней, которыя могли замѣнить полдюжины мелкихъ ступенекъ новѣйшаго современнаго фасона. Яркій и веселый огонекъ проглядывалъ изъ за рѣшетчатыхъ ставень одного окна, между тѣмъ какъ въ другомъ противоположномъ окнѣ, сначала темномъ, вдругъ засверкало игривое пламя, отражаясь краснымъ заревомъ на опущенной сторѣ. Это могло служить вѣрнымъ доказательствомъ, что въ этомъ домѣ былъ каминъ, только-что затопленный. Замѣтивъ эти признаки комфортабельности взглядомъ опытнаго путешественника, Томъ Смартъ направилъ быстрые шаги къ дверямъ, поручивъ напередъ свою лошадку заботливости конюха, явившагося теперь предложить свои услуги.

"Минутъ черезъ пять Томъ Смартъ сидѣлъ уже въ той самой комнатѣ, гдѣ горѣло яркое пламя, и притомъ сидѣлъ передъ каминомъ, съ наслажденіемъ прислушиваясь къ потрескиванью перегоравшихъ углей. Одно уже это обстоятельство способно было распространить живительную отраду въ сердцѣ всякаго разсудительнаго джентльмена, хотя бы онъ промерзъ насквозь до сокровеннѣйшаго мозга въ своихъ костяхъ; но домашній комфортъ на этотъ разъ обнаружился въ обширнѣйшихъ размѣрахъ. Смазливая дѣвушка въ коротенькомъ платьицѣ, изъ-подъ котораго картинно рисовались чудныя ножки, накрывала на столъ бѣлоснѣжную скатерть, и въ ту пору, какъ Томъ Смартъ сидѣлъ передъ рѣшеткой, спиною къ дверямъ, передъ его глазами въ большомъ зеркалѣ надъ каминной полкой отражалась очаровательная перспектива зеленыхъ бутылокъ съ золотыми ярлычками, разнокалиберныхъ банокъ съ вареньемъ и пикулями, перспектива ветчины, сыра и жареной дичи, распространявшей самый соблазнительный запахъ. Все это могло служить удивительнымъ утѣшеніемъ для усталаго путешественника; однакожъ, и это было не все. За буфетомъ, передъ круглымъ столикомъ, уставленнымъ чайными чашками, сидѣла цвѣтущая вдовушка лѣтъ сорока съ небольшимъ, очевидно, хозяйка этого дома и главная надзирательница надъ всѣмъ, что могло служить къ созданію въ немъ покойной жизни. Былъ только одинъ предметъ, омрачавшій прелестную картину: за чаемъ подлѣ вдовушки сидѣлъ высокій, долговязый мужчина въ сѣромъ сюртукѣ и свѣтлыхъ пуговицахъ, съ черными бакенбардами и густыми курчавыми волосами. Это ужъ было не очень хорошо, вы понимаете почему: Томъ Смартъ мигомъ догадался, что долговязый кавалеръ уговоритъ вдову покончить разъ навсегда съ унылыми годами одиночества и провести вмѣстѣ съ нимъ остатокъ жизни, исполненной всевозможной благодати.

"Надобно вамъ доложить, что Томъ Смартъ былъ по своей природѣ, смиренъ и кротокъ, какъ овца, и зависть отнюдь не была въ его натурѣ; случилось однакожъ, неизвѣстно какими судьбами, что долговязый мужчина въ сѣромъ сюртукѣ съ свѣтлыми пуговицами расшевелилъ въ его сердцѣ весь запасъ желчи и вызвалъ въ немъ величайшее негодованіе, особенно въ ту пору, когда на зеркальномъ стеклѣ обрисовались несомнѣнные признаки того, что долговязый пользуется благосклонностью цвѣтущей вдовы. Томъ былъ вообще большой любитель горячаго пунша, — я могу даже сказать — Томъ влюбленъ былъ въ горячій пуншъ съ коньякомъ, водкой или ромомъ, смотря по обстоятельствамъ; поэтому ничего нѣтъ удивительнаго, если онъ, накормивъ свою лошадку и скушавъ самъ три тарелки разнаго печенья и варенья, изготовленнаго хозяйкой, приказалъ себѣ, эксперимента ради, подать стаканъ горячаго пунша. Экспериментъ оказался вполнѣ удачнымъ даже сверхъ всякаго ожиданія, по той именно причинѣ, что изъ всѣхъ предметовъ кухмистерскаго искусства цвѣтущая вдова наиболѣе усовершенствовала себя въ приготовленіи горячительныхъ напитковъ. Опорожнивъ влагу едва не съ быстротою молніи, Томъ Смартъ заказалъ другой стаканъ, и это отнюдь не удивитъ васъ, господа, если вы потрудитесь сообразить, что горячій пуншъ, пріятный и сладкій при всѣхъ рѣшительно обстоятельствахъ жизни, долженъ былъ показаться очаровательнымъ Тому Смарту, сидѣвшему въ теплой комнатѣ передъ пылающимъ каминомъ, тогда какъ вѣтеръ неистово бушевалъ и бѣсновался вокругъ всего дома. Томъ Смартъ, видите ли, праздновалъ, такъ сказать, свою побѣду надъ буйною стихіей, и по этой-то причинѣ заказалъ себѣ другой стаканъ горячаго пунша, за которымъ слѣдовалъ третій, четвертый и такъ далѣе. Сколько выпилъ онъ всего, я не знаю; но чѣмъ больше онъ пилъ, тѣмъ больше косился на долговязаго гостя, и тѣмъ сильнѣе кипѣла желчь въ его груди.

"— Безстыдный нахалъ, провалъ его возьми! — думалъ про себя Томъ Смартъ, — какого ему чорта торчать за этимъ буфетомъ? Препасквильная рожа! Неужели y этой вдовы нѣтъ никакого вкуса насчетъ выбора достойныхъ кавалеровъ?… Скверный анекдотъ!

"Здѣсь быстрый взоръ Тома Смарта отпрянулъ отъ камина на круглый столъ, и, подозвавъ хозяйку, онъ поспѣшно заказалъ себѣ новый стаканъ пунша.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза