Замок четырех ветров

– Вы еще молоды, у вас вся жизнь впереди, – серьезно проговорил Августин Каэтанович. – У вас все наладится. – Он заметил, что я собираюсь протестовать, и быстро добавил: – Нет, я не буду вас сейчас поучать, что время лечит, и тому подобное. Время не лечит, оно лишь наносит новые раны, а старым приходится просто отступить. Ваша рана тоже однажды станет старой. Надо говорить себе это иногда, если жить становится совсем невмоготу.

Переезд в Анненбург выдался на редкость утомительным, потому что Ружка вызывала всеобщее любопытство, и мне не раз и не два пришлось отвечать на вопрос, не циркачка ли я. Кроме того, некоторые пассажиры в дороге от скуки пытались дразнить рысь, ошибочно считая, что если зверь находится на поводке, он не может причинить урона. Легко представить себе, как я была рада, когда мы с отцом и Ружкой наконец добрались до Анненбурга; но моя радость быстро кончилась, как только я ознакомилась с вверенным нам участком. Анненбург был еще меньше и еще провинциальнее, чем Шёнберг; как указал Гофман, здесь не имелось даже телеграфа. Начальником почтового отделения оказался молодой, но уже плешивый человек, который боялся всего на свете. Он постоянно дрожал, как бы не потерять денежный пакет или важное письмо, а слово «растрата» приводило его в священный ужас. В сущности, он обладал скромным и незлобивым характером, но его запуганность оборачивалась против него, потому что нельзя всерьез принимать того, кто трепещет при виде собственной тени. Дома с ним никто не считался, а теща, жившая с семьей дочери, беззастенчиво помыкала зятем. Привыкшая во всем верховодить, она попыталась точно так же обращаться и с нами, и тогда мы с отцом и Ружкой предпочли перебраться с казенной квартиры в съемное жилье. За него надо было платить, но наша хозяйка запросила немного, и к тому же к нашим услугам был небольшой сад, где Ружка могла гулять сколько ей вздумается.

Я не могу сказать, что Анненбург вылечил меня от тоски или что на новом месте я стала меньше страдать. Да, теперь Фирвинден был далеко, но ведь в моих воспоминаниях он всегда находился рядом. Мне все еще было мучительно больно думать о Кристиане и о том, что произошло в замке. Порой мне казалось, что эта боль останется со мной на всю жизнь, и я задавала себе вопрос, а стоит ли в таком случае жить. Держало меня немногое: отец, к которому я была привязана, и ручной зверь, из-за меня ставший калекой, и все же временами меня охватывало отчаяние. Я думала: почему, ну почему это должно было случиться со мной, почему мне суждено было влюбиться в человека, который погибнет так страшно, так нелепо. Может, было бы куда лучше, если бы мы никогда не встретились или если бы я никогда не поселилась в замке Четырех ветров; но я понимала, что у меня не хватит духу отречься от того, что стало причиной моего несчастья.