– Это не моя тайна, Лиза, – начал серьезно Павел, – я не могу открыть её вам. Пусть сам Панютин поведает о ней, это его право, и только его, учитывая все обстоятельства.
– Тогда ответьте мне, кто такой граф Формер, и каково его место в этой истории?
– Формер часть этой тайны.
– А, гибель моего мужа, тоже часть этой неведомой тайны? Куда не разверни либо Формер либо Панютин, как противоположные берега у реки! – Эльза сердилась от собственного бессилия.
– Увы, так оно и есть, – подтвердил Муравлин.
– Ответьте мне только на один вопрос. Это настолько опасно, что смерть Петра, дело времени, не сейчас, так потом? – беспокоилась баронесса.
– Да. Будет ли еще одно покушение, не знаю. Если бы Петр уступил моим уговорам. Но мой друг не желает прятаться. Иногда он очень безрассуден, и непреклонен.
– Ирина никогда мне об этом не рассказывала. Скажите, а Зинаида его жена умерла при родах, или же?
– У нас нет доказательств её умышленного убийства. А подозрения лишь подозрения.
– Если бы он любил её, – вступила Ирина, – этого бы не случилось. Моя сестра очень страдала от того, что Петр женился на ней, исходя из каких – то своих умозаключений, сердце же его было всегда твоим, Лиза.
– Я не знала этого, – попыталась оправдаться Левина.
– Или не желала знать. Барон Левин был более выгодной партией?! – беззлобно укорила её Муравлина. Женщина не хотела обидеть подругу, но может быть вырвавшиеся слова – правда, о которой никогда не думала Эльза. Павел ухватил под руку жену, и увел её от задумавшейся Левиной. Баронесса заглянула в себя, увидев там ослепление юности, честолюбивые планы, а муж, можно ли это назвать любовью. Ведь до сей минуты она в этом никогда не сомневалась. Левин видный и обаятельный, более удачливый, богатый, чем его друзья, он умел блистать, кружить головы и праздно проводить время с достоинством человека отдыхающего от тяжелых праведных трудов. Левина вспоминала, как терялась от волнения в присутствии Александра, он казался ей тогда совершенно неотразимым молодым франтом. Эльза решила проститься с Петром, она стремительно поднялась по ступенькам, и, войдя в комнату, увидела, как раненный измученный постоянной болью мужчина пытается сесть. Движения давались ему с трудом. Левина, пораженная, смотрела на упорную борьбу раненного человека со своими страданиями. И он победил, сел, не проронив ни звука. Панютин отвлекся от своих усилий, и посмотрел на приближающуюся баронессу.
– Я пришла проститься, Петр Сергеевич, – начала неуверенно Левина, – коль скоро моя помощь вам не нужна, я уезжаю.
– Хорошо, – Панютин старался не смотреть на любимую, чтобы не остановить её, не попросить прощения.
– Вы не хотите больше мне ничего сказать? – Эльза все еще надеялась услышать примиряющие слова.
– Нет. Прошу прощение за доставленное беспокойство, баронесса, – сухо проговорил Панютин, пряча свой грустный взгляд. Эльзе ничего не оставалось, как уйти, восхищаясь и раздражаясь волей, мужеством, и упрямством этого человека. Панютин подождал, когда закроется дверь, и в изнеможении закрыл глаза. Она ушла. Он уже упрекал себя за непреклонность, но не желал ничего менять. Однако, мысль, что Эльза покинула его, была невыносима для того, кто так долго любил и боролся со своей любовью. Петру тяжело было осознать такую зависимость от баронессы. Все эти размышления причиняли полковнику тяжелые душевные страдания, которые он уже не мог выдерживать, как раньше. И тогда он закрывал глаза, и старался не думать о том, что так ранит, а упрямо повторял наизусть псалом девяностый.