Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса

— Бесовские это все проделки! — угрюмо пробасил все более до этого отмалчивавшийся отец Ксенофонт. — Уж извините, Аркадий Матвеевич, но я зрю в сем кару небесную, за прегрешения наши ниспосланную. На ремонт-то все лето уж обещали пожертвовать, а не дали до сих пор. Вот и господин Кубацкий вовсе просьбу мою отверг… А я ведь не для себя прошу! Вот диавол-то и разгулялся: и дождь наслал, и душу невинную погубил, и далее не остановится, пока не покаемся мы все и не признаем власть отца небесного!

— Да… — ядовито молвил Кубацкий. — Лихо, святой отец, ваш диавол по комодам-то шарит!

— Господа, не будем спорить, — умоляюще развел руками, словно бы изображая скульптурную аллегорию «Примирение», Аркадий Матвеевич. — Сейчас я пошлю Василия, и он взломает эту треклятую дверь, будь она неладна. А ключ, я уверен, найдется!

— Да ключ-то найдется, кто ж спорит, — пропел Скальцов, — только, боюсь, сейчас за этой дверью не все так, как было вчера…

Не желая вступать в дальнейшие словопрения, князь кликнул старика Василия, и все присутствующие, накинув на себя кто что смог найти, потянулись из залы наружу. «Ох, боюсь, совсем простыну!..» — закряхтел Юрлов, натягивая с рук услужливого Кашина видавший виды пыльник. Уже стемнело и, если не считать пары керосиновых ламп в руках дворецкого и Даши, можно было подумать, что все попали в какую-то ненастную преисподнюю, сама же процессия, облаченная в наспех найденную верхнюю одежду, унылостью и абсурдом происходящего напоминала языческие похороны с вооруженным топором и лампадою предводителем во главе. Подойдя к двери флигеля, Василий аккуратно поставил керосинку на пол и, согнувшись над замком, вдруг испуганно отпрянул, издав неопределенный звук. «Что там, что?» — нетерпеливо спросил замыкавший шествие князь.

— Ваше сиятельство, — растерянно промычал дворецкий. — А тут не заперто! — И в доказательство своих слов легонько подтолкнул чуть скрипнувшую дверь, которая, легко отворившись, словно бы пригласила всех желающих проследовать в темное нутро флигеля.

— Так, — лишенным каких-либо эмоций голосом тихо сказал Юрлов и, легонько отодвинув Василия в сторону и подхватив с пола лампу, прошел внутрь. Мужчины последовали за ним. «Боже милостивый!» — ахнул отец Ксенофонт, узрев то, что осветил неверный свет в руках Михайлы Яковлевича.

Анна сидела в кресле, уставив мертвые полуприкрытые глаза на вошедших. Шея и платье ее были залиты засохшей кровью, кровь была везде — особенно там, где я впервые застал ее лежащей на полу. Жутковатая, несколько кривая улыбка чуть искажала заострившееся лицо бедняжки, придавая общей картине леденящую кожу атмосферу дьявольщины — будто в подтверждение недавних слов священника.

— Всех прошу не проходить дальше! — скомандовал Юрлов, прервав всеобщее оцепенение. Приблизившись к покойнице, он молча осветил всю ее фигуру, особенно задержавшись на выражении ее лица и зияющей ране на шее, осторожно перешагнув через темную лужу, прошел к письменному столу, зажег еще одну лампу и, дождавшись, пока вся комната не осветилась достаточно ярко, осмотрелся.

— Эге, — внезапно произнес отставной судебный следователь, взяв со стола какой-то блестящий предмет. — А вот и нашлась пропажа Авдотьи Михайловны! — И торжествующе показал нам уже знакомый всем массивный ключ.

— Я так понимаю, что за ночь госпожа Шмиль немного сменила местоположение? — обернувшись, спросил он нас. Мы как завороженные разом кивнули.

— Господин управляющий, могу я попросить вас остаться? — мягко молвил Юрлов, жестом указывая остальным, что их присутствие здесь нежелательно. Неприятно пораженные увиденным, мы покинули сей мрачный чертог и, выйдя на крыльцо, уставились друг на друга.

— Вы, святой отец, просто провидец. Без сатаны здесь действительно не обошлось! — недобро пробурчал Кубацкий, шаря по карманам. — Черт, портсигар где-то оставил! Павел Владимирович, вы, кажется, курите?

— Прошу вас, — ошарашенный малоприятным зрелищем, механически протянул я ему свои папиросы.

— Вадим Викентьевич, Сергей Диомидович, Павел, умоляю, да что же там такое? — заранее испугавшись неизвестно чего, робко подергала нас за рукава /Даша.

— Да ничего особенного, если не считать того, что покойная, устав лежать на холодном полу, решила пересесть в кресло, — словно Вельзевул, выпустив струю дыма, с обычным спокойствием ответил за всех Кубацкий. Авдотья Михайловна, услышав такие слова, чуть вздрогнула и, закатив глаза, с легким стоном осела прямо на руки Скальцова. Мы, побросав папиросы, подхватили сомлевшую даму и со всеми предосторожностями перенесли ее назад в залу, уложив на мягкий диван. Даша, на удивление, сохранившая самообладание, бросилась за нашатырем, и через минуту княгиня уже, затрепетав короткими ресницами, открыла глаза.

— Вадим Викентьевич, скажите, ради бога, я ослышалась? — слабым голосом спросила бедная Авдотья Михайловна.