Рыдания не прекращались, слезы крупными горошинами текли по ее лицу и изумрудными каплями падали на пол.
– Я впала в отчаяние, которое испепелило мою душу и зародило семя гнева. Я оказалась слишком слабой и не смогла вынести все это, глупая ненависть убила во мне всю доброту и я… я… я не могу произнести этого! Гнев Высшего убьет меня!
Тим вопросительно посмотрел на мага и опять на захлебывающуюся в слезах девушку. Смысл сказанного нарисовал четкую, яркую картину, с запозданием пришедшую к юноше, но тот не хотел в это верить. Слишком страшная правда открывалась перед ним. Его подбородок задрожал, глаза наполнились ужасом, но он кое-как выдавил из себя никак не желающий срываться с уст вопрос:
– Так это… это ты?
Он ждал ответа
Девушка подняла измученное лицо, закрыла глаза (хотя это не помогло сдержать слезы) и, проглотив застрявший в горле комок, тихо, как будто бы стараясь, чтобы никто не услышал, произнесла:
– Алан не виноват. Это я… я… убила Джен, твою Дженни!.. – слезы рекой заливали ее лицо. – На меня нашло что-то… что-то свыше. Ненависть затопила все, она требовала смерти… ее… других, всего города! Я не смогла справиться и я…
Тот, кому она говорила все это, уже не слушал ее. Яркая вспышка, как удар молнии, пронеслась по всему телу. Вновь нахлынувшая ярость вот-вот готова была вырваться наружу, уничтожая все попавшееся на пути. Несгибаемая вера в ее честность и добропорядочность ушла навсегда, оставив место пугающей пустоте и желанию истреблять. Все чувства угасли, накрылись темнотой как одеялом и ярость, высвободившись из сдерживающих оков, залила все тело своей нестерпимой жаждой.
За какие-то доли секунды меч оказался в руке и его клинок, сделав дугу, опустился вниз.
– Тим, нет! – послышался слабый голос Эдуарда, все еще не пришедшего в себя после заклинания мага.
Тим сжимал меч так, как никогда раньше. Руки дрожали, и сталь царапала камни, не в силах их разрубить. Соня, сжавшись в комочек, прижалась лбом к полу и закрыла уши руками, испачкав кровью золотистые волосы. Рядом с ней оказалось рассеченным надвое витое деревянное кресло, но она этого не знала, а со всей силы зажмурив глаза, гадала, почему он медлит и не наносит того одного – единственного последнего удара, после которого ее душа найдет долгожданный покой и покинет бренное, проклятое тело.
Время шло. Она медленно приподняла голову и широко распахнутыми, удивленными глазами уставилась на стоявшего в оцепенении, с закрытыми веками, юношу, на того, которого любила и из-за кого совершила такую страшную, совершенно ненужную и бессмысленную жертву.
Девушка выпрямилась, но не вставала с колен, продолжая смотреть на застывшую фигуру, такую любимую и уже такую далекую.
Меч поднялся и до боли уткнулся ей в грудь. Соня даже не сморщилась и не отстранилась, но всем телом почувствовав медленно плывшую по коже капельку алой крови. Холодный металл излучал ярость, и она еще больше подалась вперед, увеличивая боль, но, никак не выдавая ее.
– Убей меня! – глядя в глаза, шепотом произнесла девушка. – Я не достойна того, чтобы жить! Убей меня, прошу тебя!
Мольба не достигла Тима. Рассудок удержал от нежелательных преждевременных последствий. Он отвел меч назад и спрятал его в ножны.
– Я не имею право распоряжаться твоей жизнью. Люди решат твою судьбу! Утром, на рассвете!
– Не-е-ет! – закричала она, извиваясь на полу и хватая Высшего за ноги. – Убей меня сейчас!
Он презрительно посмотрел на нее, как бы говоря:
– Лазарь, она должна дожить до рассвета!
Маг тяжело вздохнул, кивнул головой и бросил короткий взгляд на появившийся нож. Тот почернел и осыпал пылью лицо и грудь не свершившейся самоубийцы. Соня упал на пол, и забилась в истерике.
Тим еще раз осмотрел распростертое тело и повторил:
– Она должна дожить до рассвета!
Вышел. За ним последовал Эдуард и… маг. Дверь покоев закрылась на дубовый засов, запечатанный легким заклятьем. За ней кто-то застучал, забился, закричал срывающимся голосом и… рыдания.
Все ушло. Остались одни воспоминания, ничего не стоящие, жалкие обрывки прошлого, которые навсегда вонзились в душу как самые яркие моменты прошлого. Джен… она уже никогда не появится на улицах города, не помашет, приветствуя, рукой, не улыбнется и тем более не обнимет, чтобы утонуть в долгом нежном поцелуе. Тим лежал на постели последнего этажа и, закрыв глаза, вспоминал ее образ, такой далекий, но… такой родной. Минуты, проведенные с ней, превратились в целую жизнь. Голубые глаза цвета девственного неба никогда не покинут его и всегда, в мыслях, будут следовать за ним, тем, кто любил ее больше всех в Этилии, в Альвесте, на всей земле.
Дверь сотрясалась от ударов…