Замок. Откровение черного колдуна

Тим стоял мрачным и угрюмым. Эдуард сражался где-то справа внизу, Эстэр здесь, почти что рядом с ним и если хорошо прислушаться, то можно было разобрать его выкрики. А напротив – служители монастыря – совсем простые люди, в длинных балахонах и накинутых на головы капюшонах, но с длинными боевыми черными луками.

Воины Якова и Алана приближались. Очень медленно, но приближались, и это свидетельствовало о начале конца. Юноше показалось, что воздух вокруг заколебался и задрожал. Что-то вонзилось в Нечто, и из тела брызнула кровь. Задняя башня затрещала, больше половины обвалилось, и проломала часть замка, но, продолжая при этом удерживать на себе мага. В черном небе возник белый крест и ослепительные молнии, вырвавшись из него, вонзились в землю.

Тим застыл и устремил взгляд вперед. Смерть дышала в лицо, она заглянула в его глаза и криво улыбнувшись, потянулась к нему своей костлявой рукой. Один из монахов заметил все, отбросил лук и, прыгнув к юноше, встал перед ним. Железная стрела вонзилась ему в грудь. Он отпрянул, зацепил Тима и они, свалившись с помоста, упали на нижнюю площадку. Капюшон слетел к плечам, и золотистые волосы вырвались наружу.

– Соня! – крикнул Тим, обнимая ее за плечи.

Ее голос дрожал, она хрипела, из жемчужных глаз текли слезы, но она говорила, медленно, очень осторожно.

– Я… я всегда мечтала умереть на твоих руках… не сейчас, в глубокой старости… но жизнь распорядилась иначе! – она сморщилась и вскрикнула. – Как она жестока… несправедлива… Я всегда, всегда любила тебя… люблю даже сейчас! Я не обижаюсь за прошлое… я живу настоящим… и мне… очень хочется… чтобы ты поцеловал меня… поцеловал меня в последний раз… так, если бы я была твоей женой!

– Нет, Соня, нет, твое время еще не пришло, когда все закончится, Лазарь поможет тебе… Лаэрт, Нико! Они все!

– Поцелуй… меня!

Ее губы трепетали, она вся дрожала. Тим прижался к ней, к ее губам и понял, что жизнь ушла из хрупкого тела. Нежно обняв девушку, юноша склонил над ней голову, закрыл ее застывшие глаза и поцеловал в лоб.

«Ты можешь умереть, не здесь, тебя могут убить далеко, в одном из кровавых сражений, но я всегда буду рядом с тобой, и когда другие не смогут придти на помощь, я окажусь там, где нужно и даже ценой своей жизни помогу тебе.

Что будет, если твоя жизнь внезапно оборвется и после тебя никого не останется? Кто будет плакать, горевать, возносить мольбы к Всевышнему?»

Внутри него бушевало пламя. Ненависть разлилась по жилам и вдруг он почувствовал, как кто-то черпает из него силы. В то же мгновение мощный взрыв сотряс землю. К небу взмыли столбы огня – Нечто горело, но, даже будучи объято пламенем, оно из последних сил продолжало крушить стену. Длинный хвост дергался в агонии, разбрасывая в стороны воинов Якова. Наконец, настал миг триумфа. Белый сияющий серебром шар, пробил грудь… Нечто отстранилось от крепости и в тот же миг рассыпалось прахом.

Тучи сгущались.

Он поднялся с колена и смахнул струйкой бегущую кровь, глаза Его почернели как дно миров и Он выхватил меч.

Раскатистый рог пронесся над равниной.

– Аден! – закричал кто-то из стоящих на стене.

– Работорговец? Неужели еще и он? – произнес юноша, бережно опуская около себя Соню.

Армия. Приблизительно пять тысяч. И она двигалась на Этилию, но не для того, чтобы помочь ей, а на всеобщее уничтожение.

Воины Якова захлебнулись, войско Алана значительно поредело, гибель Нечто вызвало панику, но появившийся Аден расставил все по своим местам. Крепость будет взята, замок – разрушен.

«Нико, ты меня слышишь?» – подумал Тим.

«Да», – услышал в ответ.

«Спускайся с башни и уходи! Внешняя стена взята, нам не долго суждено продержаться!»

«Нет! Ни за что! Я не покину тебя!»

«Это приказ! Я приказываю тебе, уходи через подземелья замка!»

«Ты не смеешь приказывать своей дочери!»

«Я прошу тебя!»

«Нет!»

«Лазарь, забирай Нико и уходи! Несколько человек присоединятся к вам у входа в туннель».

Ответа не последовало, но непроглядная тьма над башнями немного рассеялась. Левая оказалась в тумане, который вытянулся в стрелу и полетел вперед.

«Вот упрямая девчонка».

«Спасибо, папа».

– Труби!