Замок Пастыря

Портье протянул ему телеграфный бланк, Георгий расписался в получении и, не читая, спрятал телеграмму за пазуху. Это потом, когда он будет в сравнительной безопасности. Он поднялся на второй этаж и остановился перед дверью своего номера. Огляделся – в коридоре никого. Провел ладонью над ручкой, всего за секунду окатив ее тремя чарами–ищейками. Ничего. Вытащил из кобуры револьвер, взвел курок и плавно втек внутрь. Принюхался. Тоже ничего.

Георгий шевельнул пальцами, и расплетенные по всему номеру тончайшие серебряные нити отозвались на его зов. Они оплели его пальцы и впились в кожу множеством кончиков. Волна резкой боли поднялась по руке в основание шеи, а оттуда распространилась по всему позвоночнику и вгрызлась в затылок. Георгий к этой боли был привычен с малых лет, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Зато он теперь точно знал, что в его отсутствие в номере никого не было – ни человека, ни духа, ни иной твари, способной навредить ему или шпионить за ним.

Тщательно проверяя каждую мелочь, отставной штабс-капитан не боялся показаться себе странным или смешным. Он был магом, а быть магом – значит ходить со смертью за плечом. Всегда, непрерывно, с пеленок и до гроба. Его семья просуществовала столько веков только потому, что никогда не недооценивала угрозу, и отвечала на нее всей силой.

Убедившись, что номер не обыскивали, Георгий бросил на спинку стула мундир с ремень с кобурой и принялся за внутреннюю защиту. Одну за другой он прочел несколько коротких арий, каждая из которых возводила свой охранный периметр. Когда было произнесено последнее заклинание, номер оказался наглухо закрыт от взгляда извне, хоть обычного, хоть магического. Маг прищурился, оценивая на глаз выставленные чары, и принялся за телеграмму. Отпечатанный на бланке текст гласил:

«ВСТРЕЧА НЕВОЗМОЖНА БУДУ ЗАВТРА ПЕТЕРБУРГЕ БАЗИЛЕВСКОЙ ГОРЫНОВ».

Георгий только раздосадовано зашипел. Значит, договориться через Горынова о визите к арбитру Московской Ложи не удалось. И он был готов руку дать на отсечение, что если бы он сначала нанес визит в Москву, его бы отказались слушать здесь. Две столицы, древняя и новая, друг друга терпеть не могли, и маги, отнюдь не к их чести, перенимали это поведение. Он еще раз перечитал телеграмму. На самом деле, не так все страшно. Его отказался слушать арбитр Ложи, но он – это еще далеко не вся Ложа. Зато один из ее главных членов к диалогу был всегда открыт, и как раз завтра будет в Петербурге, да еще на том же самом приеме. Удачно, удачно... А если на прием приедет Горынов – там же наверняка будет и Стрешнев. Уже достаточно, чтобы не жалеть о вечере, потраченном на светские пустословия среди сплетшихся змей.

Кукушка в часах на стене прокуковала три раза. Уже три часа дня. Тихон раньше четырех никак не обернется, потому как путь от Николаевского вокзала неблизкий. Все что нужно, Георгий уже приобрел, с кем надо побеседовал. К приему можно подготовиться и завтра. Значит, есть пока свободное время.

Он сел в кресло, раскрыл манускрипт Липницкого и погрузился в изучение символов. Языков, как живых, так и мертвых, Георгий знал немало, но старо–исландский в их список не входил, и действовать приходилось с помощью магии. Тонкой, сложной, на самом пределе его понимания. Магии, требовавшей не только огромного вложения силы, но и предельной собранности, позволявшей увидеть за начертанными на плотном пергаменте символами не просто перевод, но их подлинный смысл, оставивший след в самой материи Космоса.

Предсказатель снял рубашку, под которой оказалось изрезанное шрамами тело. Хотя раны давно зажили, и сами шрамы стали почти невидимыми, зоркий глаз смог бы различить загадочные символы, причудливые переплетения линий и даже целые фразы на церковнославянском языке. На первый взгляд их расположение казалось хаотичным, но присмотревшись можно было заметить, что к двум самым большим элементам остальные словно тянулись со всех сторон. На груди, прямо напротив сердца, был вырезан круг, в центре которого находился череп с отходящими от него дугами(3). По краю круга шла надпись на византийском диалекте греческого языка. На спине же, тоже напротив сердца, глубокие шрамы образовывали сигилу архангела Михаила. На фоне этих жутких узоров болтающийся на шее мага обычный серебряный крестик смотрелся дико.

Георгий закрыл глаза, одну руку положил на страницы, а пальцами другой коснулся сомкнутых век. Это было одно из самых сложных, могущественных и опасных заклятий Познания в его арсенале – не из-за своего эффекта, а из-за принципов, на которых оно основывалось. Применить его без надлежащих мер защиты значило подписать себе смертный приговор. Мир очень не любил, когда его начинали тыкать палочкой в бок, и еще больше не любил, когда это делали маги – сами по себе существа противоестественные, идущие наперекор своей человеческой природе.