Расчленить, сжечь, содрать кожу, загнать под ногти раскаленные иглы, облить кислотой, сожрать, порвать на куски, разрезать, вырвать глаза, уничтожить, уничтожить, уничтожить... Кровавая пелена застилала все вокруг. До сознания доносились лишь смутные, размытые разрозненные эпизоды.
Вот эта тварь посылает в меня ветряные лезвия.
Вот в меня летят Ледяные Шипы.
Вот я одним ударом разбиваю Ледяной Купол.
Вот этот мусор безуспешно пытается убежать, и я его валю на землю с удовлетворением отмечая животный ужас в его глазах.
Вот лицо расскажет глубокая царапина, задевшая глаз, и тот, истошно крича, закрывает его, пытается сбросить меня, но следующий удар вырвал ему половину щеки... сильнее, разорвать, уничтожить, содрать ко...
— Нару... то...
И все прояснилось.
Я осознала, что сижу на Забузе, скорее мертвом, чем живом. Все его лицо в крови, вытекший глаз стекает в рот через дыру в щеке, половина лица разъедена чакрой Кьюби, полруки оторвано и валяется в десятке метров от нас, его грудь расцарапана так, что видно раздробленные на осколки ребра, впивающиеся в легкие... Но не это привело меня в себя. Не это. Не этот кусок мяса, не способный даже дышать без боли. Не он. Мгновения хватило за глаза, чтобы я подлетела к полубессознательному Саске. Тот через силу открыл глаза, и, заметив меня, слабо улыбнулся. Слезы не давали видеть, ком в горле не позволял дышать, но я упрямо размазывала соленые капли по лицу окровавленными руками, не замечая, что теперь все лицо вымазано в этой смеси слез и крови того ублюдка. Саске через боль усмехнулся, поднимая дрожащую руку, и слабо провел по моей щеке, стряхивая с нее кусок плоти Забузы. — И что... ты устро... ла?.. — прохрипел он с трудом, закашлявшись кровью. — Не смей... плакать... Я улыбнулась дрожащими губами, вновь стирая проклятые слезы, и он усмехнулся. Из груди толчком вытолкнулся сгусток крови, и я тяжело сглотнула. Нет, нет, нет... только не он, только не сейчас... он же мой ручной Учиха... он же не может умереть... не раньше меня, нет... — Узумаки, блять!!! Ты ирьенин или за хлебушком вышла?!! — голос разума, то есть Курамы, дошел не сразу. Зато когда дошел... — Мне... не нравится этот... огонь в тво...их гла...зах... Когда ждать апо...калипсиса?..— просипел на грани слышимости Учиха, прикрывая глаза, и я ухмыльнулась, подавая в руки чистую, концентрированную чакру Биджу, отчего они засияли ярким синим огнем. — Завались, теме! Комментарий к Глава 16. Memento mori — помни о смерти. Кхм... я сама не знаю, что это. Стыдно. Если все совсем плохо, скажите, я перепишу...
Синий — это оттого, что чакра концентрированная и не только Кьюби, но и вообще всех Биджу. Почему синий? Потому что если тысяча съест кота будет синий.
====== Глава 17. И лишь ее ты слышал, лишь ее искал, лишь ее оберегал... ======
— Мне... не нравится этот... огонь в тво...их гла...зах... Когда ждать апо...калипсиса?..— просипел на грани слышимости Учиха, прикрывая глаза, и я ухмыльнулась, подавая в руки чистую, концентрированную чакру Биджу, отчего они засияли ярким синим огнем. — Завались, теме! Под моими руками дыра в животе, сквозь которую было даже видно пропитанную кровью землю, начала затягиваться. Было видно, как дыра, слабо сияющая моей голубой чакрой, начала изнутри затягивается. Было видно, как появлялись новые волокна, как восстанавливались нервы — и также видно было, как стремительно худел Саске. Откуда-то ведь организму нужно брать “стройматериал”? Итачи и Шисуи абсолютно круглыми глазами смотрели на это, — Купол пал практически в тот же миг, когда я пришла в себя. Видимо, Забуза подсознательно поддерживал его чакрой, а когда я ушла, опомнился и прекратил, экономя энергию. Сейчас он “незаметно” пытался уползти, но успехи были так себе. Сложно сбегать, когда у тебя неестественно вывернуты обе ноги и раздроблена рука, а в легкие при малейшем движении может попасть земля. Наверное. Я никогда не пробовала. Через несколько минут от удачной дыры не осталось и следа, зато я наконец окончательно пришла в себя. Всплеск энергии, на которой я почти убила тот кусок мяса, сошел на нет, и все тело пробила боль. Нет, не так. ЁБАНАЯ, ЧТОБ ЕЕ ХИРУЗЕН ДРЮЧИЛ, БОЛЬ. Неудивительно. У меня сейчас СЦЧ раздроблена не хуже, чем кости Забузы. В смысле, в крошку и при любом движении причиняет боль. Ну вот. Теперь три часа без чакры продлевается до суток. Зато Биджу укрепят каналы... вернее, создадут новые, так как я сейчас даже очага не имею. А создать заново проще, чем исправить то, что было. В глазах потемнело от болевого шока, и последним, что я увидела, прежде чем позорно свалиться в бессознанку, было неверяще-испуганное лицо моего ручного Учихи. Жив...
Саске сидел перед кроватью и почти не дышал, не желая тревожить ее сон. Вот уже третий день Наруто лежала на этой самой кровати, не просыпаясь, и Учиха бы начал волноваться...
...если бы не видел, что происходит в ее организме.