Заморская Русь

— Серьезные дела решаются неспешно! — улыбнулся Баранов, бумаги принял, но увольнять старовояжных не торопился.

В Крестовую бухту вошли и бросили якоря два бостонских судна: трехмачтовая «Юнона» капитана Вульфа и шхуна, принадлежавшая Джону и Натану Виншипам. Вульф подарил Баранову живых коз, предлагал торг, судовладельцы шхуны, оправдываясь за оставленную на острове партию, предлагали новый совместный промысел в южных водах. Индейцы не умели промышлять морских животных, бостонцам нужны были алеуты, кадьяки и старовояжные русские стрелки.

Вскоре к Ситхе подошло еще одно трехмачтовое судно под английским флагом с названием «Мирт». Командовал им знаменитый капитан и старый знакомый всех колониальных служащих капитан Барабер.

Резанов купил у Вульфа «Юнону», оплатив больше половины стоимости мехами, остальное — векселем Компании. В придачу капитану был отдан пакетбот «Ермак», чтобы увести меха в Кантон. Барабер так же предложил за умеренную цену свой добротный европейский бриг. Корабельные плотники с «Невы» и «Марии» ощупали «Мирт» от клотика до киля и не нашли изъяна.

Зная коварство Барабера, Баранов убедил Резанова дать вексель на получение денег в Санкт-Петербурге: пока капитан доберется до столицы — выяснится, откуда у него взялось это судно. Барабер и его помощник с радостью приняли предложение и выторговали себе куттер «Ростислав», чтобы тотчас плыть на Камчатку. Их отговаривали, в это время не ходили на запад самые смелые из старовояжных мореходов. Но отважный капитан настоял на своем, с помощником и пайщиком, проверил судно, нанял на Ситхе пятерых камчадальских матросов и вышел в неспокойное ноябрьское море курсом на диск заходящего солнца.

Судно малого размера хорошо держалось на крутой волне, Барабер быстро понял его достоинства и недостатки, преспокойно попивал с помощником ром и кофе, делал счисления. Ветер сопутствовал ему, отчего пятеро матросов из камчадалов и креолов строили догадки, что англичанин знается с чертом. Возле Камчатки удача стала изменять капитану. Как и многие русские мореходы, в это время, он долго не мог войти в устье губы. А когда опустела последняя бочка с водой — выбросился на берег. Все люди и груз остались целы. И тут Барабер переступил черту, за которой кончалась его изворотливая удачливость.

На собачьих упряжках он с помощником добрался до поселка при Петропавловской бухте в Авачинской губе. В пути от воя собак и ветра в его компаньона вселилась лютая тоска, он стал туманно рассуждать о том, что не в богатстве счастье, жаловался на боли в груди, решил прислушаться к совету коменданта и остаться зимовать на Камчатке. Капитан Барабер отправился в Охотск с казаками, возившими почту.

Часами неподвижно сидя на узкой нарте, то толкая ее и передвигаясь бегом, то соскребая с полозьев собачий кал бежавших впереди упряжек, он тоже почувствовал тоску безмерного пространства и великой отдаленности от людей, чего не ощущал в море, и еще — людское бездолье, от которого не спасают ни деньги, ни власть. Как-то с тяжелым сердцем и пустым желудком Барабер достал промерзшую юколу, попробовал погрызть ее и в отчаянье бросил. Бегущая следом упряжка превратилась в ком. Собаки передрались изза рыбины, изорвали упряжь. Опять случилась задержка. Азиатского вида казаки орали на него и грозили бросить среди снегов. В другой раз он вместе с погонщиком вывалился из нарт. Капитан остался лежать в снегу, глядя в небо, а погонщик волокся за нартами с полмили, прежде чем остановил собак. Груз и провизия были раскиданы на большом расстоянии…

Пережив невероятные трудности, в изорванном сюртуке, густо населенном вшами и блохами, он прибыл в Охотск, привел себя в порядок и явился к коменданту с рекомендательным письмом от Резанова для получения проездных документов. От него Барабер с ужасом узнал, что страшная дорога была легким развлечением в сравнении с тем, что предстояло на пути в Якутск.

А оттуда до Санкт-Петербурга, где располагалась главное управление Компании надо пройти и проехать много тысяч миль по застывшим рекам.

Проклиная страну, где до столицы добираются годами, Барабер вернулся в трактир, с обычной для него решимостью накинул пояс на низкую балку потолка и хлопнул дверью, имя которой — жизнь.

В это время «Нева» готовилась к возвращению на Кадьяк. С ней возвращались к женам тоболяки Сысой с Василием. Старовояжные собрались в индейской хижине с резными знаками, разложили нехитрую закусь у чужого очага, послали Антипина и Кускова к правителю, просить водки для прощальной пирушки. Те вскоре вернулись и принесли полное ведро. Баранов не поскупился для старых друзей, а часом позже пришел сам, скинул шляпу левой рукой, обнажив блестящую лысину, поклонился образку и скромно сел рядом с Кусковым.

— В делах и заботах братину, поди, забыл? — спросил Антипин.