Заморская Русь

— Ты скажи, сколько шкур на пай взяли твои промышленные в прошлом году, потом наше, добытое, посчитай! Ни Лебедев, ни Шелихов мне убытки не заплатят… Гришка, гони их, пока я этому хрену ус не отстрелил! — закричал, сатанея.

Баранов солидно поправил пышные усы, не положенные ему, купцу, по регламенту, усмехнулся с вызовом в глазах, сказал жестче:

— Пожалеете, ребятушки, да поздно будет!

— Убери партию из Кенайской губы с наших промыслов, потом говорить будем!

— На Касиловке мое зимовье было срублено раньше вашего редута, — глазом не повел на кричавшего Баранов, — а я вас не гоню — вместе промышлять предлагаю.

— Шелиховский каюр под кустом кучу навалит, и на десять верст не подойди — их земля! — крикнул Иванов.

— С тобой промышлять? — искренне удивился Коновалов. — Ты ведь черта обманешь… Думаешь, кругом одни дураки? Слышали про хитроумного, который дружкам морды выбрил, сажей вымазал, шведский корвет спалил и на диких все спер…

На стене дружно захохотали. Усы Баранова ощетинились, задравшись концами вверх, но улыбка не сошла с лица.

— А вот об этом, Гришенька, по контракту ты обязан не мне, а Охотскому коменданту докладывать! Значит, не договорились? — жестко усмехнулся. — А жаль! — И добавил с угрозой в голосе: — Ладно, отпусти Котельникова, и мы уйдем, не возьмем греха на душу.

— Накось, выкуси! — сложил дулю Алексашка Иванов. — Сначала убытки оплати за прошлый год.

Улыбка начисто сошла с лица Баранова, в глазах попыхивали недобрые искры:

— День был вчера солнечный, — он обернулся к морю и кивнул на вытянутый на берег пакетбот. — «Георгий» хорошо просох! А что, Гришенька, если я его подпалю на прощание?

Угрюмый Кабанов приложил ружье к плечу, прищурился, повел стволом по стене и выстрелил по высунувшемуся из бойницы рыльцу фальконета.

Запела отрикошетившая пуля. Ульяна с визгом подскочила на мостках, показав пшеничную косу. Теперь захохотали внизу.

— Выдай! — Нехотя кивнул Алексашке сникший Коновалов.

Тот, матерясь, закинул на плечо фузею, спустился вниз. Ворота чуть приоткрылись, из проема выскочил Ларион Котельников, спроваженный пинком в зад, виновато улыбнулся своим.

— Я ухожу, ребятушки, — сняв шапку, раскланялся Баранов. Издали глубокие залысины на белобрысой голове сливались в солидную плешь. — Коли жизнь заставит — приходите. Я вам помогу, встречу по-христиански, и сегодняшний день не припомню. Я ведь не такое говно, как ты, Гришка!

Шелиховские артельщики гурьбой двинулись к берегу. Баранов что-то говорил на ходу и размахивал бобровой шапкой. Коновалов несколько раз брал ее на прицел. Подстрекал нечистый попортить для куража, но Григорий не выстрелил, устоял перед искушением. Вроде бы, и ветер стал стихать.

— Гришка-то струсил, — хохотал рыжебородый и конопатый Баламутов, усаживаясь в лодку. — Пугнули мы его изрядно. Так ведь?

— Нет, не так! — спокойно возразил Баранов. — Просто Гришка не такой дурак, как некоторые из наших.

— Струсил, — не унимался Баламутов. — У него в крепости два десятка калек. Мы бы их в полчаса связали… Даже бабу к фальконету посадил.

— А они бы потом вернулись с промыслов, собрали человек двести против нас и разнесли бы Кадьяк, — спокойно сказал Баранов и добавил с печалью: — Мне бы таких удальцов, да я бы всю Америку под государеву руку подвел!

— Откуда лебедевские знают про «Меркурий»? — хмуро спросил Кабанов. В лодке настороженно примолкли. Василий Медведников пророкотал прокуренным басом:

— Не загремим ли кандалами, Андреич?

— Детушки, — с усталой печалью в голосе вздохнул Баранов. — Я ли не читал вам тайное послание Охотского коменданта за его собственноручной подписью? Из Петербурга донесли иркутскому губернатору, что для грабежей наших колоний снаряжен корвет «Меркурий» под началом англичанина Кокса и что появиться он должен под враждебным шведским флагом… Наш камчатский покровитель, коллежский асессор Иван Кох, дал мне инструкцию — в случае нападения врага победить его многоумством и природной нашей храбростью, каковой другие народы лишены… Так и сказано. Его послание всегда при мне! — Баранов похлопал себя по груди, под кафтаном клацнула броня. — А пока оно здесь — бояться нам нечего.

— Не носил бы ты кольчуги, а то потонешь вместе с письмом, — с опаской в голосе укорил Кабанов.

— Охотней спасать будете! — насмешливо подергивая усами, ответил управляющий. Он не договаривал, что с последним транспортом получил известие: война со шведами закончилась еще три года назад, по слухам, капитан Кокс умер в Кантоне от лихорадки. И теперь он, Александр Баранов, втайне от друзей ломал голову, какой корвет крейсировал возле Кадьяка под шведским флагом?