Замри и прыгни

– Оп! – Он убрал руку, и пирог разъехался на одинаковые аккуратные доли. Толстая корочка, слоеная, темная снаружи, ровными полосками меняла цвет от золотисто-коричневого к золотому, желтому, сероватому и, наконец, белому. Белый же цвет уже сливался с впечатанными в него кусками картофеля и аппетитно проглядывающим мясом. Причем все это было плотным, будто спрессованным – никакой жидкости, никакой размазни.

– Можно есть прямо от куска, – пояснил шеф, – но тогда надо чуть подождать, чтоб остыл. А лучше отламывать корочку и ею зацеплять начинку. Так вкуснее.

Карелин с полным знанием вопроса показал пример.

Немец, не дожидаясь остальных, мгновенно сунул в рот кусок курника, задохнулся от его горячего духа, но, справившись, с великим наслаждением проглотил.

– Невероятно! – покрутил он головой. – Я ничего вкуснее никогда в жизни не ел! И объясните мне, как в одном пироге может быть суп и второе?

– Секрет, – серьезно ответил Карелин. – Тайна.

– Но ты у нас в Мюнхене будешь это готовить? – Иоганн потянулся за вторым куском.

– Только по особым случаям, – улыбнулся хозяин. – Допустим, если Зоя с Ритой заедут. Кстати, – он удивленно покосился на пустые тарелки женщин, – а что же вы не пробуете? Это же для вас…

Пришлось плюнуть на диету, принципы, привычки. Дамы переглянулись и одновременно положили в рот по кусочку кулинарного чуда. Потом – по следующему и сами не заметили, как жадно стали подбирать с тарелок оставшиеся крошки.

Карелин, жуя свою порцию, с удовольствием наблюдал за гостями. В основном, конечно, за Зоей.

– Ну как сюрприз, удался? – улыбнулся он.

Зоя лишь восторженно покрутила головой, не в силах выразить чувства словами. Рита тоже промычала что-то неопределенное.

Прожевав, она повернулась к подруге:

– Может, еще по чуть-чуть? Все равно уже нарушили… – и, не дожидаясь ответа, потянулась к курнику.

– И это, называется, партнеры? – образовался у стола возмущенный Отто. – Сами все съели, а я должен умирать с голода?

– Партнеров мы уважаем, – улыбнулся Карелин, протягивая немцу тарелку с громадным куском курника, – и всегда готовы их поддержать!

* * *

– О каком уважении к партнерам можно говорить, если вы на второй минуте разговора посылаете меня, генерального директора, куда подальше? – Андрей Андреевич Распопов удобно расположился в кресле напротив директора «Центуриона».

– Не берите в голову, – повинился Рыбаков – просто день такой сумасшедший. Представьте, три машины всмятку за пару часов! Голова кругом, как выпутываться стану. Может, по пять капель за знакомство?

– Не откажусь, – важно ответил Распопов.

Он был очень горд собой: во-первых, сумел переломить ситуацию в телефонном разговоре с этим хамом, во-вторых, не откладывая дело в долгий ящик, договорился о встрече. Ну и, в-третьих, не стал считаться со своим высоким положением, а сел в машину и сам приехал к этому выскочке. Очень демократично. Как и должен поступать уверенный в себе бизнесмен, который решает вопросы стремительно и продуктивно. Тем более что дело на самом деле не терпело отлагательств. Завтра явятся депутат и этот, главный дерматолог. И тому и другому подавай деньги. А деньги – вот они, в руках этого холеного мерзавца в светлом костюме. И надо сейчас взять инициативу в свои руки, чтоб Владимир Георгиевич, так, кажется, его величают, и пикнуть не смел, а завтра прямо с утречка совершил необходимые платежи в пользу «Озириса».

Как обнаружилось, потреблял Рыбаков, как и Распопов, «Хеннесси». Ровно такая же пузатая бутылка томилась в портфеле Андрея Андреевича. Прихватил на всякий случай, мало ли как разговор пойдет, но доставать передумал: чего бы не сэкономить, раз случай представился?

– Ну, за приятную встречу, – кисло промямлил Рыбаков, не подозревая в этой самой встрече для себя ничего приятного.

– Взаимно, – с достоинством кивнул Распопов. – Надо же, договор между нами действует уже полгода, а видимся впервые.

– Так ведь на то и исполнителей держим, – понимающе пожал плечами Владимир Георгиевич. – За что-то же мы им платим деньги!

– И немалые! – поддержал Андрей Андреевич.

Тему своих непомерных забот и разгильдяйства подчиненных он очень любил. Она поднимала его в собственных глазах до высот начальственной мудрости и неподражаемой терпимости. Судя по реакции директора «Центуриона», тот абсолютно разделял его позицию.