Замри и прыгни

В легком, ни к чему не обязывающем разговоре – прелюдии к серьезному делу – выяснилось, что собственный бизнес они создали примерно в одно время. И почти одновременно поднялись до нынешних вершин. У них вообще оказалось много общего помимо дорогого коньяка: и страсть к светлой стильной одежде, и футбол – оба болели за питерский «Зенит», и ироничное осуждение существующей власти, и безусловная мудрость в принятии своей нелегкой судьбы, которую каждый выстраивал сам, не полагаясь ни на чужие плечи, ни на посторонние волосатые руки. Поперебрасывались знакомыми фамилиями высокого чиновьего люда, демонстрируя собственную причастность к решению городских и областных проблем, посетовали на недальновидность кадровой политики власть предержащих, погоревали о собственных способностях, задавленных глупыми законами и непосильными трудами.

Словом, двое настоящих состоявшихся мужчин нашли общий язык сразу и уже через десять минут чувствовали себя добрыми и давними знакомцами.

– Ну, Андрей Андреевич, – отдав дань деловому этикету, перешел к делу Рыбаков. – Давайте ваш экземпляр.

– А я думал, что вы свой подняли, пока я ехал, – удивился Распопов.

– К сожалению, все уже разошлись, а сам я по чужим кабинетам не ходок, – пояснил директор «Центуриона». – Давайте еще по пять капель и посмотрим, что там у вас.

– У нас, – поправил директор «Озириса».

– Ну да, конечно, – снова широко улыбнулся хозяин, одной рукой разливая коньяк, а второй ловко подцепляя договор.

Включил настольную лампу, чтоб лучше видеть убористый текст. Нацепил модные очки с тонким золотым коромыслом оправы. Быстро пробежал документ глазами, недоуменно крякнул, вернулся к началу и стал читать медленнее, вгрызаясь глазами в каждую строчку. Дошел до конца, долго и удивленно разглядывал печати и подписи, снова вернулся на титульный лист. Залпом выпил все, что находилось в бокале, сбросил на стол очки, потер кулаками глаза и молча уставился на гостя.

– Что-то не так? – гордо задрал модно недобритый подбородок Распопов и демонстративно досмаковал свой коньяк.

– Что-то? – тяжело уставился на него Рыбаков. – Все не так! Где вы взяли эту филькину грамоту? Сами сочинили? И принесли мне? Ну ты даешь! – Владимир Георгиевич перешел на «ты», поскольку ни вежливого обращения, ни его драгоценного внимания, ни уж, тем более, дорогого французского коньяка этот напыщенный придурок больше не заслуживал. – А если я тебя сейчас в милицию сдам? За шантаж и мошенничество?

– Ты что? – оторопел Андрей Андреевич. – Не в себе? Я к тебе по-человечески, сам, лично, не считаясь со временем, а ты… Да я бы мог завтра поутру заслать тебе официальную бумагу и через суд перекрыть все твои счета, чтоб денежки текли прямиком ко мне, пока не расплатишься. В договоре-то именно эти меры предусмотрены!

– Давай, – нехорошо прищурился Рыбаков. – Арестовывай, списывай. Только имей в виду, я такого договора в принципе подписать не мог. Я не страхую предприятия. Тем более от финансовых рисков. Моя стезя – автомобили. И вот уже полгода я больше ничем не занимаюсь. Ничем, понял?

– А подпись под договором чья? – вложив в вопрос все отпущенное природой и усиленное коньяком ехидство, поинтересовался «Озирис».

– Подпись? – «Центурион» пролистнул документ, уставился в его конец. Поднес лист под самую лампу, снова уложил на стол, даже провел по собственным завитушкам пальцем, словно проверяя, не размажется ли. – Вроде моя… – В его голосе звучала растерянность и испуг. – Но я точно ничего такого не пописывал! Да у нас и второго экземпляра нет, – вдруг обрадовался он. – Точно нет!

– Ты же сказал, что не искал. – Распопов с нескрываемым удовольствием наблюдал за тихой истерикой собеседника.

Окажись он на его месте, уж взял бы себя в руки! По крайней мере никакой слабости бы не выказал. А этот… Рассупонился как баба, того и гляди разрыдается. Не можешь бизнес делать, не лезь. А влез – соответствуй.

– Да чего искать-то? – суетливо заерзал в кресле Рыбаков. – Сейчас пойдем в бухгалтерию, все текущие договоры там. Сам увидишь.

– Пошли, – встал Распопов.

Не спрашивая разрешения, выбулькал себе в бокал остатки «Хеннесси», выпил, стянул с тарелки кружок лимона, смачно причмокнул.

– Лена, – крикнул Рыбаков, – открой нам бухгалтерию!

Заскочила накрашенная мартышка, ни кожи ни рожи, Андрей Андреевич и тут поставил себе жирный плюс: Катька-то хоть ростом вышла и ноги от ушей, а эта… Да с такой любовницей на людях стыдно показаться, не то что в приемной держать…

– У меня рабочий день, между прочим, давно закончился, – заносчиво высказалась секретарша, явно обиженная тем, что любимый шеф не привлек ее к приятной беседе в компании такого достойного гостя.

– Не понял, – притормозил Рыбаков. – Кто тебе слово давал? – И обернулся к Распопову: – Вот вам живая иллюстрация к нашему разговору. Стоит чуть-чуть допустить слабину, садятся на шею. Еще и ножки свешивают! – И он смачно припечатал ладонью девичий зад.

Леночка задохнулась от негодования, швырнула на стол ключи и выскочила из кабинета, хлопнув дверью.