Замри

Вогнав гвозди на максимальную высоту, я прикладываю вторую доску параллельно первой и тоже прибиваю ее к дереву. Потом отпиливаю от третьей доски кусок и делаю первую ступеньку. Я вглядываюсь в ветви и представляю, каково будет сидеть в доме и смотреть на темнеющее небо.

Меня зовет папа. Это был самый короткий час в моей жизни. Я убираю молоток в ящик и закрываю металлическую крышку. Руки устали поднимать доски и заколачивать гвозди, но почему-то я чувствую огромное удовлетворение, словно сделала большое дело. Я поднимаюсь по пригорку к дому. Интересно, чем сейчас занята Дилан.

7

Сегодня мисс Дилейни пришла в платье. Оно черное, пышное и без рукавов. На шее повязан красный платок, и, когда она проходит мимо меня, раздавая наши работы, платок развевается у нее за спиной. Его конец трепыхается туда-сюда. Мне ужасно хочется за него дернуть.

Она останавливается передо мной и шлепает на стол уродливый засвеченный снимок земли. Мой пейзаж. Я переворачиваю его. Жирной красной ручкой на нем написано: «Неуд.», а ниже: «Подойди ко мне».

Вернувшись к доске, мисс Дилейни говорит:

– Ваше следующее задание – автопортрет. Вспомните о том, чему научились в прошлом году. И, пожалуйста, – добавляет она, – больше глубины. Больше смысла.

Звенит звонок, и я сползаю на край стула. Мне не хочется к ней подходить.

Я пытаюсь слиться с толпой и выскользнуть из кабинета, но мисс Дилейни меня замечает.

– Кейтлин.

Я неохотно подхожу к ее столу.

– Да?

Она берет фотографию, которую я сжимаю в руке.

– Кейтлин. – Она качает головой. – Что это? Это не искусство.

Я смотрю на нее самым холодным из арсенала своих взглядов.

– Вы отказались помогать мне с целями, – говорю я. – Я просила вас, но вы меня проигнорировали.

Она вздыхает.

– Сперва движущаяся машина вместо натюрморта. Теперь голый участок вместо пейзажа. Я ведь знаю, что ты способна на большее.

Я отворачиваюсь к стене. Окидываю взглядом все фотографии и нахожу свою.

– Не я, а Ингрид. Ингрид была способна на большее; а я никогда звезд с неба не хватала, помните?

Я выхватываю у нее свой пейзаж, комкаю его и заталкиваю в рюкзак.

Она снимает очки и трет переносицу, как будто из-за меня у нее разболелась голова. Она опускает лицо в ладони. Я неловко топчусь рядом и жду, когда она поднимает голову и предложит мне вычеркнуть курс из расписания, или скажет, чтобы я прекратила тратить ее время, или снова отправит к психологу. Я жду и жду. В кабинет начинают заходить девятиклассники. Звенит звонок на второй урок.

– Э-э… – Я переминаюсь с ноги на ногу. – Мне пора идти.

Она молчит.

Наконец она выпрямляется, и у меня сжимается сердце. Губы мисс Дилейни дрожат, щеки пылают. Она закрывает глаза, и по ее щекам струятся слезы. Она ничего не говорит. Девятиклассники тихо сидят, опустив глаза и стараясь на нас не смотреть. Она берет чистый листок для заметок и что-то пишет. Протягивает его мне и уходит в свою подсобку. Я смотрю на листок.

«Прошу извинить Кейтлин за опоздание на второй урок. В. Дилейни», – написано там.

8

– В общем, так. – Тейлор заталкивает вещи в рюкзак. – Я сейчас еду к Генри, и мы вместе ждем Джейсона. Хотим сгонять в крутой ресторан эфиопской кухни в Беркли. Хочешь с нами?

После школы мы встретились в библиотеке, чтобы сравнить наши заметки о Жаке де Соре. Пока мы решили, что начнем презентацию с того, как и почему его выбрали. Еще мы решили купить карту Европы, чтобы отметить на ней все места, где он побывал, и показать классу.

Я немного нервничаю при мысли о том, чтобы поехать к Генри, но мне не хочется отказываться и идти домой одной, когда можно провести время с Тейлором, поэтому я соглашаюсь. Скорее всего, Генри даже не подозревает о моем существовании, хотя мы ходим вместе на английский и я знаю, в каком квартале и на какой улице он живет. Я знаю, что у него трехэтажный дом, а его родители почти всегда в разъездах. Я знаю это, потому что почти каждую пятницу он устраивает вечеринки и потому что мы с Ингрид несколько раз собирались на них сходить, доходили до самой двери и поворачивали назад, когда видели силуэты внутри, слышали смех и болтовню, видели машины, припаркованные во дворе, и вспоминали, кому они принадлежат. Нам хотелось пойти, но мы просто не могли заставить себя войти внутрь и увидеть, что все уже нашли себе компанию и разбились на маленькие закрытые группы. Мы боялись, что, едва мы войдем, все глаза обратятся на нас с одним вопросом: кто мы и что здесь забыли.

Вот почему я так хорошо знаю, как выглядит дом Генри, но, когда я вслед за Тейлором прохожу в дверь, вокруг нет ничего знакомого. Я впервые вижу огромный семейный портрет, висящий у входа, мраморные полы, бурлящий фонтан посреди холла. Интересно, чем занимается подросток, который живет в таком месте практически один.

Генри и еще пара смутно знакомых мне ребят сидят на дорогом диване, пьют пиво и смотрят телевизор.

– Привет, – говорит Тейлор. – Помните Кейтлин?

Один из них, не Генри, говорит:

– Привет.