Замуж за барристера

Да какая там горничная, когда руки уже сами вовсю хозяйничали на лифе платья Элизабет, борясь с упрямыми застежками, а Энтони снова целовал — еще глубже, еще исступленнее. Ее руки зарылись ему под волосы, и Энтони чувствовал, как напряжены ее пальцы и как неспокойно дыхание. Могла ли она отвечать ему зеркальной страстью? Или все же нервничала из-за его напора и своей невинности и неосведомленности?

— Лиз?..

— Ах, Энтони, только не отпускай меня! — перехваченным голосом пробормотала она. — Никогда-никогда не отпускай!

Нет, и про поцелуи она ничего не знала. Почему от них слабели ноги? Почему от них ныла грудь? Почему от них исчезала всякая стеснительность и так хотелось большего? А что же будет, когда Энтони справится с этим платьем?

Он не давал ей ни секунды продыху. Едва отрывался от зацелованных губ, тут же снова приникал к шее, пробираясь все дальше в бесстыдно расстегнутый лиф, и только нижняя сорочка мешала ему окончательно свести Элизабет с ума.

— Лиз, душа моя, в доме, кроме нас с тобой, никого нет, — чуть опьяненным голосом сообщил Энтони и ткнулся губами ей в висок. — Можно мы избавимся от этого изумительного платья прямо здесь? Боюсь, в нем ты просто не сумеешь подняться по здешней лестнице.

Элизабет неловко улыбнулась, не в силах сразу вынырнуть из накрывших ощущений.

— Тебе теперь можно все, что угодно, — отозвалась она. — Мне положено лишь подчиняться, — тут Элизабет поймала его встревоженный взгляд, коснулась щеки любимого чуть дрожащей рукой. — Не обидишь. Не оскорбишь, — прошептала она. — Только не когда мы вместе.

Платье, юбки, кринолин, корсет — все оказалось на полу. Это с Джулией Энтони мог позволить себе не торопиться, сейчас же от каждой потерянной секунды будто бы зависела жизнь. Он тщетно старался успокоить дыхание, осторожно вынимая из прически возлюбленной удерживающие локоны шпильки, а Элизабет вдруг словно бы увидела себя с мужем со стороны. Она — в простой, светлой, короткой — лишь чуть ниже колен — сорочке, с обнаженными плечами и распущенными по спине волосами и он — в свободной белой рубашке с закатанными — когда только успел? — рукавами и двумя узкими полосками подтяжек, поддерживающими черные брюки и почему-то действующими на Элизабет совершенно неправедным образом; и она заулыбалась, вдохновленная этой новой и невероятно правильной картиной.

— Я люблю тебя! — от всей души выдохнула она. Энтони подхватил ее на руки и горячо поцеловал.

— Честное слово, я держусь из последних сил, — признался он. — Лиз, ты так хороша, так желанна, что не обессудь. Я больше не остановлюсь.

— Я больше не позволю тебе остановиться, — пробормотала Элизабет и снова обхватила его шею руками, притягивая к себе, целуя, требуя, откликаясь. Почувствовала, как от любимого полыхнуло жаром, и сама загорелась. Снова зашумело в голове, снова исчезли все лишние мысли, оставив лишь желания. И Элизабет позволяла себе тем больше, чем больше позволял себе Энтони. Кажется, она сама расстегнула все до единой пуговицы на его рубашке еще до того, как он уложил ее на кровать, и Энтони оставалось лишь сдернуть ее с плеч, чтобы Элизабет получила возможность прижать ладони у его обжигающей коже. Энтони сорвал дыхание, едва выдавив ее имя, а она заскользила руками по его груди, невольно отмечая сухощавость мужниной фигуры и столь же невольно жалея о том, что не имеет возможности разглядеть его как следует. Впрочем, у нее еще будет такая возможность, а пока… пока…

Его ладони тоже задвигались по ее телу, а губы, губы…

Ох, не хватало смелости даже открыть глаза, но неужели он?..

Элизабет прогнулась, желая быть еще ближе. Дыхание сбилось, в груди стало горячо и тревожно.

— Энтони…

Он с трудом удержал себя от того, чтобы рвануть ее сорочку обеими руками, освобождая путь к вожделенному, лишь бы ни на секунду не отрываться от восхитительной вожделенной груди. Энтони сам не понял, как решился вот так, сходу, ошеломить своего ангела, да только в его руках трепетало не бестелесное и бесстрастное существо, а самая настоящая женщина, которая дышала, горела, двигалась и сама не чуралась лишающих разума нежностей. Ох уж эти ладошки, исследующие лопатки, плечи, шею, зарывающиеся под волосы, чтобы еще сильнее прижать к себе, и в эти секунды Энтони слышал глубокий протяжный вздох — почти что стон. Элизабет впитывала его ласки, действительно позволяя все, что угодно, и совершенно явно испытывая от них удовольствие.

— Лиз, пожалуйста, пожалуйста, только не бойся…

Он скользнул рукой ей под сорочку, осторожно, почти невесомо касаясь ее живота, оглаживая его, спускаясь к бедрам, все еще защищенным нижнем бельем, не дающим никакой возможности продолжать.

И попробуй тут не испугай невинную девушку!

— Лиз!..

Она словно поняла — или сама хотела того же самого? Потянулась непослушными пальцами к бантикам на сорочке, развязала один, второй…