— Энтони! — она протянула ему обе руки, и он с благоговением поцеловал каждую из них. Как же хотелось прижать Лиз к груди и хоть один раз вдохнуть аромат ее волос, почувствовать щекой тепло ее щеки, услышать ее нежный шепот… Но присутствие здесь же мистера Уивера, который терпеливо ждал своей очереди быть поприветствованным и имел на это право никак не меньше Элизабет, делало такое поведение невозможным.
Приложив не самое малое усилие — как будто расставаясь с любимой навсегда, — Энтони отпустил ее и, поклонившись, протянул руку мистеру Уиверу. Тот пожал ее без единого промедления и с точно такой же, как у дочери, улыбкой, позволив Энтони вздохнуть и овладеть собой.
— Счастлив видеть вас с мисс Уивер в моей скромной обители, — довольно таки высокопарно начал Энтони, но нервозность мешала вести себя раскованно, а неопределенность еще подливала масла в огонь. Ему нужно было время, чтобы принять их приезд и заставить себя воспользоваться этой несомненной удачей. — Располагайтесь, пожалуйста, а я сейчас распоряжусь насчет чая.
Пара минут отсрочки, пока он отдаст приказания горничной, показалась небесной манной. Энтони несколько раз глубоко вздохнул, раскладывая ближайшее будущее по полочкам. Сначала спросить, как дела в Ноблхосе, как здоровье миссис Уивер, обходя причину появления ее родных в Лондоне. Осведомиться, не слишком ли утомительна была дорога, заметить, что она ничуть не сказалась на свежести и прелести Лиз. Расположить гостей к себе, прежде чем перейти к основному. Главное — не пожирать взглядом Элизабет, по которой Энтони просто неприлично соскучился и которую еще более неприлично боялся потерять. Кажется, не было в его жизни еще разговора труднее. И вряд ли когда-нибудь будет.
— Просим прощения за то, что не предупредили вас о своем приезде заранее, — первым начал мистер Уивер и, переглянувшись с дочерью, продолжил: — Но мы ненадолго, а потому, надеюсь, не слишком вас стесним, мистер Рид.
— Я всегда вам рад, как никому другому! — искренне отозвался Энтони, снова по привычке прикидывая, что мистер Уивер имел в виду под своим замечанием о недолгом визиге. В душе зазвенел тревожный звонок, однако Энтони решительно заглушил его. Сколько бы минут ни выделил ему мистер Уивер, он все равно успеет обратиться к нему со своей просьбой. — И сожалею лишь о том, что не имел возможности подготовиться к вашему посещению так, как вы того заслуживаете.
— О, не беспокойтесь, — улыбнулась Элизабет, снова протягивая ему руку и предлагая присесть вместе с ними за стол. — Мы с папой с удовольствием выпьем чаю, прежде чем вновь выходить на улицу. Погода в Лондоне не чета сомерсетской. И как вы только проводите здесь столько времени? Мне кажется, тут можно лишь тосковать…
— И работать, — закончил за нее мистер Уивер. — Наверняка мистер Рид не из одной своей прихоти дышит столичной копотью. Вероятно, у вас ответственный процесс? Надеюсь, мы не отвлекаем вас от подготовки к нему?
Несмотря на почудившийся в его словах намек на иное объяснение задержки будущего зятя в Лондоне, Энтони предпочел ответить на прозвучавший вопрос, а не допытываться до сути.
— Нет, в настоящий момент я совершенно свободен. Буду признателен, если вы найдете возможным рассказать мне о последних кроукомбских новостях. Как чувствует себя миссис Уивер? Все ли хорошо у мисс Эмили?
— Да, благодарю вас, все в порядке, — кивнул мистер Уивер. — Миссис Уивер даже пыталась уверить меня, что в состоянии перенести поездку на поезде и будет рада увидеть Лондон, в котором не была уже несколько лет, но мы с Элизабет убедили ее отложить это путешествие до лучших времен. Тем более, что уже завтра я рассчитываю возвратиться в Ноблхос. К чему же мучить себя из-за подобной недолгой поездки?
В этот момент горничная принесла чай, вынудив мистера Уивера замолчать, а Энтони — в очередной раз задаться вопросом о цели этой самой поездки. Конечно, у мистера Уивера могла быть сотня причин для посещения столицы, однако тот факт, что он прибыл сюда с дочерью, как будто уничтожал их все. Подобный срок и подобная компания была уместна разве что для смотрин, но думать о подобном казалось совсем уж подлым.
Мистер Уивер между тем взял чашку и принялся неспешно пить чай, глядя в окно и о чем-то размышляя, а Энтони окончательно оробел. Уиверы были единственными, кто вызывал у него подобное чувство, рождаемое самой глубокой благодарностью и уважением, но зачастую играющее с ним злые шутки. Под строгим взглядом мистера Уивера Энтони чувствовал себя нашкодившим неслухом перед суровым, но справедливым родителем, и никак не мог избавиться от одновременного почтения, опасения и нечестного восторга. Он почти не помнил собственного отца и отдал бы полжизни, чтобы иметь возможность считать таковым мистера Уивера.
И вторую половину — чтобы назвать Элизабет своей женой.
— Сколько вам не хватает, Энтони?
Он вздрогнул, меньше всего на свете ожидая этого вопроса. И будучи совершенно не готовым к нему.