Замуж за миллионера

Дайте человеку необходимое – и он захочет удобств. Обеспечьте его удобствами – он будет стремиться к роскоши. Осыпьте его роскошью – он начнет вздыхать по изысканному. Позвольте ему получать изысканное – он возжелает безумств. Одарите его всем, что он пожелает – он будет жаловаться, что его обманули, и что он получил не то, что хотел.

Э.Хеммингуэй

Глава 13

Оглянись назад

Я старательно сминаю кончики теста вместе, заворачивая вовнутрь ершистую капусную начинку. Овощные ломтики сопротивляются, не желая интегрироваться. Пирожок выходит маленький, кургузый, кособокий – гадкий утенок среди маминой стройной лебединой стаи. Она делает вид, что не заметила уродца, продолжая тщательно раскатывать слоеный блин.

– Хороший он, этот твой Франсуа, – неожиданно произносит мама, вытирая опорошенную мукой руку о передник, – Повезло тебе.

Ожидавшая от родителей привычной критики, я от удивления сплющиваю очередного капусного калеку.

Два дня назад мы с Франсуа приехали в Чечулино. Эту поездку – знакомство с будущими родичами кандидат в мужья выставил мне улитиматумом. Никакие веские аргументы (там холодно и медведи голодные на улице пляшут под Калинку-малинку) не подействовали. Мой суженый уперся как осел, и сдвинуть его с места не представлялось возможным. Мне это путешествие в прошлое виделось болезненной и опасной операцией. Предстояло встряхнуть весь запылившийся хлам воспоминаний, угодить с головой в потрепанную люльку детства, увидеть в потрескавшемся зеркале свою физиономию десяти летней давности, соприкоснуться с призраками переживаемых тогда комплексов, обид и разочарований. Но больше столкновения с самой собой меня пугала встреча с родителями. Мы не видились девять долгих лет. За это время тонкая родственная ниточка между нами совсем обтрепалась, сделавшись невидимой. Казалось бы, мне должно быть все равно, какими они выйдут встречать меня, сгорбившимися, постаревшими, обросшими морщинами и ранними болячками или такими же как на сохранившемся в памяти семейном фото, законсервировавшимися своей нормальностью и непокорившимися временным ветрам. Но меня почему-то глодал зубастый страх, и в глубине души колыхалась надежда на второй вариант. Пусть они взглянут на вернувшуюся дочь с холодным безразличием, пусть окатят брызгами презрения – ерунда, лишь бы сами при этом крепко стояли на ногах и держали друг друга за руку. Всю дорогу Франсуа старался как мог успокоить мое дребезжащее волнение. Он не мог понять причину столь длительной самовольной разлуки с самыми близкими мне людьми.

– Ты как будто наказала себя за что-то, лишив себя общения с ними, – заметил он, – За что?

Я в ответ пожала плечами. Сложно объяснить граничущую с сухостью и безразличием эмоциональную сдержанность моих родителей. Пусть сам посмотрит и сделает выводы.

Как я и предполагала, информация о моем неожиданном приезде, не вызвала у мамы с папой бурного восторга. «Хорошо, будем ждать» отписались они коротким безучастным мейлом. Они перехватили нашу утомленную длительным мучительным путешествием парочку на автобусной остановке. При виде их сросшегося под зонтом в единое целое бинома, мое сердце замерло, не определившись сразу, запрыгать ли радостно или тоскливо заныть. Они практически не изменились, только стали больше похожи друг на друга, как будто невидимый чародей смешал их облики в большом котле и, получив нечто среднее, вылепил каждому по одинаковому анфасу. Франсуа разрядил повисшую в воздухе неловкость, первым бросившись обниматься и целоваться. Он, чужой, незнакомый, не знающий ни слова на их языке, в ту секунду был, должно быть, им ближе родной дочери. И этот, казалось бы, неуместный порыв как-то сразу встряхнул моих сухариков, они застеснялись, заулыбались – ожили.

И вот теперь, когда мы с мамой уединились на кухне за увлекательной лепкой пирожков, у нее вылетает это радужное признание.

– Да, повезло, – легко соглашаюсь я.