Замыкание (СИ)

- Александра Федоровна? - рассеяно спросила Софья, - что-то знакомое, не могу вспомнить.

- Царица Александра, была расстреляна вместе с царем и детьми.

- Господи, вспомнили бы что-нибудь повеселее. Столько времени прошло, теперь расстрел праздником называют. Праздник покаяния.

- Миша ушел к ней, к Александре.

- К царице, значит? А он ей кто? - получилось грубо, но она не могла остановиться: - Когда Миша полюбил Любовь Дмитриевну, кем себе представлялся? Архангелом Михаилом? А теперь кем? Братом Михаилом, в чью пользу отрекся Николай Второй? Царем? Богом? Вы одурели, напридумали и сами поверили. Глупо, смешно и трагично. Смешно и трагично, - повторила она, сдерживая слезы.

Она устала, слишком всего навалилось в один день. Да живите, вы, как хотите, или не живите, - лекция о разнице между принцем и мужем взрослой дурехе не поможет. Начиталась о любви, лирических песен наслушалась...

Усталость наваливалась, глаза закрывались. Нельзя спать, нельзя невестку оставлять одну, но желание спать побеждало. Софья с трудом встала:

- Извини, я сейчас, только лицо ополосну, здесь душно, ты подожди, - она боялась оставить невестку одну, - Может, ты тоже умоешься?

На Любе была белая рубашка из грубой ткани, поверх нее деревянный крест на кожаном шнуре. В таком виде приготовилась в гроб лечь, - догадалась Софья и ужаснулась. Нет, не минутная слабость, она все продумала до мелочей, она этим жила какое-то время. Не учла только, что темно, поэтому наткнулась на стул. А если бы не наткнулась?

Поддерживая Любу под локоть, как если бы та сходила с эшафота, довела до ванной. Вздрогнула, когда услышала щелчок, - Люба закрылась, полилась вода.

Прошла на кухню приготовить чай. Вяло подумала, когда они с Григорием встретили днем Любу, вид у нее был ненормальный. Теперь понятно, почему.

Александра Федоровна - новая женщина сына ее не интересовала, много их еще будет, вот если бы какая-нибудь из них родила ей внука...

Появилась Люба в халатике, причесалась, вид благообразный.

- Чай остыл, я тебе горячего налью, - Софья попыталась встать, но ее сильно качнуло.

- Не надо, мне все равно.

- Тебе надо лечь спать. И мне тоже.

Что-то изменилось, угрюмая Люба смотрела в темный угол за газовой плитой:

- Грех кругом, он разлит повсюду, невозможно так жить, - она зарыдала.

- Незаменимых людей нет, найдешь еще себе, еще лучше Миши, а, может, он к тебе вернется, - попыталась ее успокоить Софья.

- Разве я из-за него? - лицо покраснело, но слез не было.

- Тогда я ничего не понимаю.

- А вам и не надо понимать, - зло проговорила она и удалилась в свою комнату, щелкнул замок.

Если она надеется, что я буду умолять ее открыть, то ошибается, - вяло подумала Софья. Ясно, Григорий замешан, греховник, чертяка, приставал бы к нормальным женщинам, так нет же.

Зачем-то вспомнилось, что когда он приехал после похорон Нины, был загорелым, будто в Крыму побывал, а ведь сказал, что не вылезал из Ленинки, писал курсовик. Он уехал в Москву, отказался ехать с ними в Судак, хотя Софья просила. В кассу за билетами отправились вдвоем с Николаем. Было слишком жарко для Урала, она стояла в очереди, солнце через окно ослепляло ее, было душно, хотелось выйти, но ждала Николая, он курил на улице. Вдруг очередь удалилась, а гранитные плиты на полу стали приближаться, кто-то схватил ее за плечи, она отключилась. Вызвали скорую, ей сделали укол. В тот же вечер он признался: когда увидел ее, лежащую на полу, испугался очень и понял, что любит ее.

Там на пляже, когда кричали, что кто-то утонул, испугался и стал просить неизвестно кого: только не Соня, пожалуйста, только не она.

Подстава

Разбудил телефон, удивленный голос дочери:

- Спишь еще, так поздно? Ничего себе.

- Да, вот, так вышло, - хрипела Софья со сна. - Ты как? Скучаю. Когда приедешь?

- Думаю, не скучаешь, - засмеялась дочь. - Я уже приехала, сняла дорогущий номер в "Голубой лагуне". Частная гостиница окнами на самое синее в мире.

Объяснила, как доехать, и предупредила, путь неблизкий, за это время можно долететь до Москвы.

Софья прислушалась: кажется, никого нет. Бежать, скорее, от замороченной Любы, - имеет право, ведь ее ждет дочь. Дочь, доченька, дочурка, сокрушалась, что "врач" мужского рода, а "врачиха" - не благозвучно. Софья подобрала: "врачующая", Маше понравилось, что-то есть библейское.

Дочь жаловалась: попала в мужской коллектив, относились снисходительно, пока добилась уважения, растеряла женственность. Твердость, напор, воля, разум, - вот что надо.

- Больных не жаль? - спросила Софья.

- Их спасать надо, а не жалеть.

Сын спасает, дочь спасает, а ей чем заняться, чтобы соответствовать?