Замыкание (СИ)

Пейзаж наполнен смыслом, такой родной, такой близкий, такой привычный. А ведь только что был морок с запахом войны. Какими вырастут дети в вышиванках? И разве пристало учителю прятаться? Натравить детей и бросить.

Григорий позвонил, когда она ждала на остановке троллейбуса.

- Привет. Я Машу встретил. Мой домишко почти рядом с ее "Голубой лагуной".

- Но я полпути проехала.

- Возвращайся.

Casus

- Поворот, - объявил водитель, как она просила. Вышла и попала в крепкие объятия.

- Я соскучился по тебе, - он взял ее за руку и повлек по тропинке мимо забора воинской части, - Машу не узнать, хороша, очень, самая нормальная в вашей семье, - Софья резко остановилась и вырвала руку. - Что еще случилось, что опять не так? - недовольно спросил он.

- Люба чуть не повесилась, я успела спасти ее. Вынула из петли.

- Вот так казус! - он хлопнул себя по лбу ладонью, - Идиотизм! - закрутился на месте и стал бить кулаком правой руки по ладони левой. - Она жива?

- Да, я успела спасти ее, - повторила она.

Он удалялся, будто стремился убежать от нее. Или забыл о ней. Вспомнил, остановился, подождал, когда она подойдет:

- Как Миша воспринял?

Успокоился, но взгляд чужой, ускользающий.

- Его не было дома.

- Не ночевал? И она из-за этого в петлю полезла?

Из-за тебя, ты спал с ней, - подумала, но не сказала. Палящее солнце слепило глаза, ни деревца, голая степь. Но когда поднялись по тропинке вверх, увидела до самого моря дачный городок. Прошли улицу участков, до самого конца и остановились у калитки. Забор из сетки не скрывал просторный участок с ровными рядами саженцев и побеленный домик с навесом, под ним круглый стол и кресла из пластмассы.

- Вот мой домишко, - он широким жестом распахнул калитку, - У самого моря.

- Что за плантация?

- Не знаю, недавно посадили.

- Чтобы участок дороже продать?

- Нет, собирались долго жить, что-то не срослось.

- Кто-то умер?

- Нет, зачем, передумали.

- Поняли, счастье не здесь.

Он провел ее в просторную комнату.

- Мебель новая, из светлого дерева, купил вместе с домом, - объяснял он, - пойдем, покажу веранду.

Веранда застеклена с трех сторон, от пола до потолка, стекла прозрачной чистоты. У входа буйно цвела чайная роза, улавливался запах.

Нереальные розы, и все вокруг нереальное, красивый сон, плод богатого воображения.

Григорий расставлял чашки на круглом столе под навесом, оттуда открывался вид на море. Нежарко, с моря дул прохладный ветерок, пахло водорослями.

Из кухни доносился свист, переходящий в бульканье - закипела вода.

Он положил в ее чашку ложку растворимого кофе, налил кипяток, размешал ложкой, поставил бутылку с яркой наклейкой.

- Думаю, кофе с коньяком улучшит настроение.

Коньяк дорогой, она не сомневалась. Все самое лучшее. Действительно, ей стало лучше. Даже похвалила веранду, но огород скучный, без красивых лужаек и укромных уголков, плоский, нет цветов, один куст розы - мало.

- Да, скучный, но не все сразу, - оправдывался Григорий, - все в твоих руках.

- В моих? Но я не садовод.

- Исправимо. Я одобряю, если жена возится в саду.

- Батрачить нанимаешь? Как платить будешь?

Бесплатный сыр бывает в мышеловке. Опять обман? Но никто не собирался обманывать, обманывалась сама.

- Ну, вот, опять. Да делай, что хочешь. Хоть крокодилов разводи. Налить? - он показал на бутылку.

Она кивнула. Не много ли полчашки? Но выпила.

- Когда я родился, у нас не было ни клочка земли, только в цветочных горшках. Более уродливых растений я не встречал. Забывали поливать. Кроме деда никто ничего не делал в доме.

- И еще у вас коза была.

- Была. Потом он вступил в садоводческое товарищество. Что-то там выращивал, я не вдавался. Потом был инсульт, уже в инвалидном кресле, руки на коленях безудержно двигались, подзывал меня, долго и невнятно говорил, но я понимал: "Гришаня, помни, поместье дороже свободы. Помни, прокляну с того света, если ослушаешься: никаких сделок, ни с кем, землю не продавай, владей, но не продавай, влезай в долги, но не продавай. Есть кусок земли, и тебе не страшно жить в любой стране". Родители после его смерти долго маялись с огородом, потом, когда они ушли в один год, я продал участок.

- У нас земли не было, ни у родителей, ни у нас с Яковом.

- А все же нехорошо, столько лет была замужем за стариком, и никакого наследства тебе не досталось.

- Не из-за этого я выходила замуж.

Все будет хорошо, спокойно, нет проблем, золотая рыбка исполнила желание, живи и радуйся, но не радостно,

Зиму в закутке не пережить: или умрет естественной смертью, или добровольно вернет билет создателю. Уехать к брату? Но ему она не нужна. Неужели ничего не изменить? И эта встреча всего лишь вернула в несчастливое прошлое, от которого таблеток нет.

Григорий пил коньяк и рассуждал: