Замыкание (СИ)

первым выставочным залом, который организовал прохфессор. Городской архив переселили в скромное помещение на параллельной улице неожиданно, мало кто знал об этом, Шорохов воспользовался ситуацией и вселился. Сейчас бы сказали, незаконный захват, но тогда городская власть облегченно вздохнула, потому что за сутки, когда здание оставалось без присмотра, бомжи и хулиганы выбили все стекла и выломали двери.

Понятно, почему архив переселили: от старых сотрудников осталась десятая часть, то есть три человека, к тому же здание рушилось на глазах. Деревянные ступени проваливались, крыша текла, пол в длинном коридоре первого этажа кренился так, что казалось, идешь по палубе корабля в штормующем море.

Разумеется, было много суеты, беготни, переговоров с властью, наконец, Шорохов узаконил аренду по минимальной плате, чему несказанно радовались художники. Картины будут покупать, никто в этом не сомневался, так что заживем весело и богато.

Вокруг него собирались не только художники, но и поэты, и барды, и он всем обещал, что запад нам поможет, скупая на корню и картины, и стихи, и весь сок российского мозга.

Но главное, люди хотели общаться.

Я попросила Соню, и он пришел с ней смотреть мои картины. Их отношения меня не интересовали, она еще не была замужем за Яшей, муж ее пил и гулял, глупо ему не изменять.

Не помню, в связи с чем Григорий стал рассказывать, что в Лондоне во время войны были целые районы, где работали круглосуточно кафе. Там можно было провести всю ночь, были открыты клубы по интересам, там жили проститутки, - он замолчал и подождал, что Софья проявит интерес. И она проявила: зажала ему рот. Я подумала, все же он больше чем просто друг, и поддержала его: место тусовок нам необходимо.

Во времена, когда я жила в центре, в деревянном домишке на улице Максима Горького, Яша засиживался у меня допоздна, я потом переживала, благополучно ли добрался до дома. Город ночью вымирал. Учреждения, их потом стали называть офисами, работали до шести вечера, магазины закрывались на час - два позже.

Кофеен еще не настроили, только на окраинах, подальше от всевидящего ока власти, росли как грибы после дождя забегаловки с громкими названиями для братков, типа: ресторан "Седьмое небо".

Соня тоже была согласна: кто спорит, нужно встречаться, и не только в рабочее время.

- Идешь по темным улицам, как будто комендантский час, - возмущался Григорий.

- Сколько помню, так было всегда, - напомнила Соня.

- Раньше не стреляли на улицах.

У художников руки расположены как надо, вскоре домик заиграл яркими красками, чистыми окнами, солидной дубовой дверью с начищенной медной ручкой и фонарями под старину, освещающими вывеску на уровне второго этажа.

Вывеска - на любителя. Крупные буквы: "ВОТАХУ" расшифровывались ниже мелким шрифтом: "Вольная таверна художников".

Название и его сокращенный вариант вызвали у Софьи протест. Набор слов, грамматически правильно расположенных, не отражает сути, ведь таверна предполагает, прежде всего, застолье. "Вотаху" вызывает желание приписать еще одну букву. Видимо, художники учли и поэтому вывеску повесили так высоко. Но если сильно захотеть, то высота не препятствие.

Зато на ветру приветливо колыхалось оранжевое полотно, протянутое между столбами у входа, и приглашало на выставку современного искусства. Вход бесплатный.

Григорий чувствовал картины, и это помогало ему. Я похвалила его чутье, он вдруг не согласился: " Чувствам не следует доверять, нужно иметь ясный и внимательный ум и уметь анализировать. И делать это легко, играючи. Тугодумом я никогда не был".

Соня иронически посмотрела на него:

- Скорость ума? Откуда она берется? От удара по голове?

- Да, именно, все зависит от первотолчка, - засмеялся он.

- В случае с тобой возможен черт.

Я не сразу поняла, что она сказала, а когда поняла, ужаснулась, "Фауста" в переводе Пастернака читала и не один раз.

Внешне он хорош: спортивная фигура, достаточно высокий, но не выше Яши, - темноволосый, темноглазый, взгляд в упор как выстрел. Иногда заметна легкая косинка. Если бы надо изобразить черта, я бы попросила его позировать.

Он долго рассматривал мои картины, сказал, что понравились, но не уверен, что их можно дорого продать. Кое-что хотел бы приобрести для себя. И показал, кто бы сомневался, на портрет Сони в красно-пурпурных тонах. Она просила зелени, хотя бы веточку, хотя бы голубое пятно, но я не согласилась: темно-пурпурный фон, темно-красные блики глаз и волос и темное лицо. Старалась, чтобы не вышла какашка. Неспокойный портрет. Яше понравился. Соня тоже похвалила, но себя не узнала.

Григорий отметил, что я уловила ее взрывной темперамент, горячую кровь, пылающее сердце. Пусть так.

Дура набитая