Замысел и промысел, или Кто не играет в кости. Часть 1

– Боламбри, мне ещё в прошлый раз хотелось спросить… Словом, у вас очень любопытный способ определения времени. Как он работает?

– Э-э-э… Ну, для начала надо найти на небе солнце и линию горизонта, затем приставить к ней руку так, чтобы мизинец типа лежал вровень с этой линией. Другую ладонь ставим типа выше, и так пока не поравняемся с высотой солнца. А пока руки прикладываем, то типа считаем пальцы. Каждый палец – эт четверть часа. Так типа умножаем полученное число на пятнадцать. Эт и будет время… Так как-то…

– Потрясающе! – искренне восхитился Майнстрем. – И что же так точно определяется?

– Не-е-е. Вообще не точно… И потом, сегодня тучи, солнца не видно.

– Но вы же сказали, что сейчас половина первого.

– А там на башне ратуши типа часы… Они и показывают половину первого.

– Так зачем же вы тогда руками это всё проделывали? – начал сердиться Майнстрем.

– Проверял свой способ.

– Ну и как? Сошлось?

– Не-а. У меня получилось типа три часа, а сейчас только половина первого…

– Половина первого… – усмехнулся Майнстрем, но улыбка тут же слетела с его лица. – Как половина? Уже? Точно?

– Ага…

– Вот дьявол! У меня же лекция! Мои записи? Где мои записи?! – магистр метался по комнате. Наконец он вытащил из-под стопки книг какие-то изрядно потрёпанные листки. – Это только план! А сама лекция? Боламбри?

– Э-э-э, понятия не имею…

– Ладно, буду импровизировать! – махнул рукой Майнстрем и выскочил из комнаты, едва успев накинуть на плечи магистерскую мантию.

Из кабинета на боковую лестницу, два этажа вверх по широким ступеням, потом через коридор к галерее, оттуда выход на винтовую лестницу, подняться ещё на один этаж… Дорога до аудитории, обычно занимавшая около пятнадцати минут размеренного и степенного шага, сейчас пролетела всего пять. Магистр Майнстрем рывком распахнул дверь.

Студентов было немного, всего около полутора десятков, однако шум, разносившийся далеко за пределы аудитории мог бы свидетельствовать о сходе лавины или о водопаде, неизвестно откуда взявшемся в стенах университета. Дело в том, что бо́льшую часть слушателей курса изящной словесности составляли барышни.

* * *

Тут, уважаемый читатель, позволь немного прервать повествование и перенестись на некоторое время назад. Но, поверь, всё это делается вынужденно (можно сказать, против воли) и лишь для того, чтобы ты лучше понимал происходящее.

Двадцать семь лет назад или чуть больше того (за точность дат поручиться весьма проблематично) в небольшом селении близ славного города Лупхоллена родился мальчик. Ребёнок был слабенький и болезненный, и то и дело норовил покинуть этот бренный мир по любому, даже самому незначительному поводу, причём делал это с таким завидным постоянством, что однажды его почтенная матушка даже обратилась к заезжей цыганке с просьбой провести какой-нибудь охранительный ритуал.

Чернобровая властительница магии принялась за работу с изрядным усердием и с трубкой в зубах. Она чадила свечами, окуривала мальчонку всевозможными сухостоями и бросала ему под ноги карты и монеты битый час. Доподлинно неизвестно, какого результата ожидала цыганка, но когда вместо того, чтобы вдохнуть желтоватый дымок из её трубки, мальчик чихнул вещунье прямо в лицо, та явно сконфузилась.

– Что-то не так? С ним же всё будет хорошо? – встревожилась мать, прижимая сына к груди.

Цыганка пожевала мундштук трубки, смачно сплюнула и, отмахнувшись от назойливой мухи, докучавшей ей всё время проведения обряда, многозначительно изрекла:

– Есть дети, которые не могут есть ягоды, потому что потом чешутся, как шелудивые псы, есть дети, которые не могут пить молоко, потому что потом маются брюхом, а есть твой сын.

– Я не понимаю… – окончательно растерялась мать.

– Этот ребёнок, – цыганка ткнула пальцем в рыжий кучерявый затылок, – не может принимать магию.

С этими словами она зажала в кулаке золотую монету и удалилась.

Отныне надежды родителей на чудесное избавление от бед развеялись окончательно. И надо отдать должное родителям мальчика, ибо они приложили массу усилий, чтобы уберечь сына. Это и понятно, так как после пяти дочерей у отца семейства, наконец-то, появился долгожданный наследник и продолжатель дела – будущий кузнец. Когда же к двум годам малыш окончательно оставил свои попытки умереть от насморка или сенной лихорадки, мальчугану дали звучное имя – Майнстрем.