Замысел и промысел, или Кто не играет в кости. Часть 2

– Эй, господин Щековских, вы опять витаете где-то в своих мыслях? А кто будет платить за комнату? Третьего дня мне ещё обещали, а я-то наивная, всё жду!

Хозяйка дома была женщиной одинокой и весьма практичной. Окончательно потеряв надежду на замужество и получив в наследство от родителей этот ветхий домишко, она решила зарабатывать на аренде комнат. Всего сдавалось три помещения – две комнатки на первом этаже и чердак, который она звучно обзывала мансардой, и куда год назад въехал магистр изящной словесности. Помимо комнат хозяйка обеспечивала постояльцев скромным ужин и ещё более скромным (если не сказать застенчивым) завтраком.

– Когда, я вас спрашиваю, вы таки оплатите свой стол? Или вы думаете, я буду кормить вас в долг только по тому, что вы преподаёте в университете? Так вот, что я вам на это скажу, и видит бог…

– Госпожа Ганна, добрый вечер! Покорнейше прошу меня простить, я вас не заметил, – понуро отозвался магистр Щековских.

– Таки не мудрено, сударь мой! Не мудрено! Вы никогда ничего не замечаете! Не замечаете, как я утеплила окна в вашей мансарде, не замечаете вычищенного костюма, не замечаете, что срок оплаты прошёл неделю назад! Да лучше бы я сдала вашу замечательную комнату торговцу рыбой, что просился ко мне на постой на той неделе. Вот уж господин солидный и при деньгах, таки скажу я вам! Не то что некоторые!

Ганна намеренно говорила слишком громко, чтобы многочисленные соседушки, собравшиеся на порогах и у раскрытых окон своих домов, могли расслышать каждое её слово. Майнстрем решил, что не следует портить так удачно складывающийся вечер, а потому решил перейти в контрнаступление.

– Милейшая Ганна, если вы желаете получить оплату за жалкую кормёжку, которую изволите величать столом, и которой так гордитесь, то я готов оплатить её хоть на год вперёд (тут Майанстрем, конечно, несколько преувеличил). Но впредь, потрудитесь доставлять к завтраку свежее молоко и сливки, а не ту кислятину, что обычно. Иначе, милейшая моя хозяюшка, вы не увидите ни монеты из этого кошеля.

И в подтверждение своих слов магистр несколько раз подбросил в ладони мешочек, рассыпавшийся по руке мелодичным звоном достатка.

Ганна мгновенно среагировала на изменившуюся ситуацию: голос её стал тоньше, даже мелодичнее, а тонкие губы расплылись в подобии улыбки.

– Ах, магистр Щековских, да как вы таки могли только подумать, что я экономлю на своих постояльцах! Да мои жильцы получают самое лучшее, и молоко у меня самое свежее. Не молоко, а чистый мёд! Полюбуйтесь-ка, уважаемые соседи, – кивнула она любопытным кумушкам, – какие состоятельные господа снимают мои комнаты. А всё почему? Потому что они таки могут быть уверены, что это лучшие комнаты во всём городе и обслуживание найдут только здесь! – И, окинув соседок победоносным взглядом, Ганна поспешила затолкать Майнстрема внутрь.

– Так что же, магистр? Вы таки и вправду намерены заплатить мне за год вперёд? – лицо хозяйки было так близко к лицу Майнстрема, что тот отчётливо ощутил запах сельди и кислого молока, которые она подавала к завтраку.

– Моя комната? Она оплачена до осеннего солнцестояния, не так ли? – спросил Майнстрем, стараясь отстраниться подальше от хозяйки.

– Таки да… Оно-то конечно так, – Ганна покраснела.

– А стол? Если память мне не изменяет, то я должен вам за текущий месяц?

– Ну, таки да… – ниточки губ хозяйки задрожали обиженно.

– И вы только что говорили, что хотели бы сдать мою комнату другому постояльцу, правильно я вас понял? – продолжал наступление магистр.

Ганна молчала и, потупив взгляд, теребила край своего грязного передника.

– Кажется, вы говорили о торговце рыбой? Так вот. Если вычесть уже уплаченные вам деньги, то получится что не я, а вы должны мне. Впрочем…

Но Майнстрем не успел закончить своей победоносной речи.

– Ах, дорогой мой господин магистр Щековских! Стоит ли таки поминать слова, сказанные под горячую руку! Я, бедная одинокая женщина, и некому за меня заступиться. Я изо дня в день забочусь о своих жильцах, словно это мои собственные детки! А что таки не скажет любящая мать в сердцах? И разве достойно такому умному и учёному господину цепляться ко всяким мелочам?

Майнстрем капитулировал.

– Напомните, сколько я должен вам, Ганна?

– Да сущие пустяки, господин Щековских! Сущие пустя…

Но в это мгновение мантия на груди магистра изящной словесности зашевелилась и издала какой-то звук, отдалённо напоминавший рычание или урчание.

– Отошли прочь эту недостойную! Я изрядно проголодался! – Майнстрем плотнее запахнул мантию.

– Господин Щековских?! – голос хозяйки разительно изменился. – Что это таки за звуки? Что у вас там?

– Где? Я никаких звуков не слышу, госпожа Ганна! – покраснел магистр.

– Да что ты с ней церемонишься, презренный! Испепели её немедленно! И накорми меня!

– У вас таки там что? – почти взвизгнула Ганна. – Вы что, осмелились притащить в приличный дом какую-то блохастую скотину?