– Какой ты громкий, малыш. Будешь так шуметь, и хозяйка выгонит нас! Так-с… А может, если переделать весь катерн? Что если?.. – Майнстрем потянулся к чернильнице так стремительно, что не обладай котёнок изрядно острыми когтями, то он едва бы удержался от падения. Майнстрем же, в чью ногу впились крохотные кинжалы, казалось, ничего даже не заметил. Он писал и зачёркивал, зачёркивал и вновь писал… То замирал, словно прислушиваясь к чему-то, то вновь склонялся над пергаментом… Наконец он выпрямился и с явным удовлетворением перечитал написанное.
– Да! Вот теперь всё так, – магистр резко поднялся, совершенно забыв, про того, кто сидел у него на коленях.
Виртуозно изогнувшись, котёнок приземлился на лапы и недовольно зашипел.
– О, прости малыш, твой хозяин немного забылся! – Майнстрем протянул руку, чтобы погладить котёнка, но тот выгнул спину и снова зашипел:
– Да ладно, не шипи так! Кошки всегда приземляются на лапы, – Майнстрем потрепал малыша за ухом. – Ты сейчас останешься тут один и будешь вести себя хорошо. А главное – не смей шуметь, иначе окажешься на улице!
– Вот видишь, ты уже и мурлычешь. Значит, мы с тобой договорились, хорошо? – Майнстрем внимательно посмотрел на котёнка. В глубине его прозрачно-золотых глаз, кажется, прыгали крохотные искорки.
В эту секунду магистр неожиданно для себя самого чихнул.
– О, прости, малыш! Тут видно, много пыли.
Майнстрем опустил ошарашенного котёнка на пол и с чувством выполненного долга приступил к сборам. Сорочка его действительно была выстирана, а костюм почищен. Однако стирка не избавила сорочку от заштопанных манжет, а чистка не скрыла потёртости костюма.
– Ну что ж, – вздохнул магистр, оглядывая своё отражение в медном кубке. – Не всё сразу. И потом, когда ты поступал в университет, ты же не говорил, что хочешь стать богатым, ты же хотел стать магистром? Вот ты и магистр. А богатство… всё это ерунда! В конце концов, не в костюме дело.
– Что, малыш? – Майнстрем обернулся и увидел, как расположившийся на подоконнике котёнок, завороженно смотрит на закат и едва слышно мурлыкает. – Красиво, правда? Но я, к сожалению, не смогу составить тебе компанию, мне уже пора, – магистр сунул за пазуху лист пергамента, ощупал кошель с деньгами в кармане и вышел.
Едва ли не вприпрыжку он проскакал по кривой лестнице и только на пороге дома замедлил шаги. Уверенным движением он распахнул дверь, слегка приподнял шляпу, приветствуя местную публику, и удалился, спиной ощущая многочисленные придирчивые взгляды.
– Однако, соседка, и повезло же тебе с жильцами! – сказала рыжая рябая баба неопределённого возраста, обратившись к Ганне, когда Майнстрем скрылся из виду.
– Таки да, Лизетта. У меня всё сплошь приличные господа квартируют. И какие все внимательные, заботливые! Вот давеча отпирала я кладовку, а ключ таки возьми да и сломайся прямо в замке. Ну, думаю, что теперь делать? А господин Руперт открыл. Прям голыми, можно сказать, руками! Так-то, подружка. Вот ведь, что значит мастер!
– А не тот ли это Руперт, что всякий раз уходит куда-то по вечерам, а утром возвращается с целым ворохом всякого барахла? И что это за работа у него такая? – рыжая баба криво усмехнулась.
– На что это ты таки намекаешь, Лизетта? Ты мне тут не смей всякие глупости болтать! Мои квартиранты все сплошь честные люди! А господин Руперт старьёвщик, вот и таскает вещи. Так то!
– Таскает вещи? По ночам? – усмехнулась в ответ рябая Лизетта.
– А если и по ночам, то твоё таки какое дело? Да и платит он аккуратно и свечи не палит. А то вот господин Щековских, как запрётся у себя с вечера, так и чадит, так и чадит! Ажно дышать у него угарно бывает. Даже лилии мои на окне зачахли, пришлось снести их вниз.
– Да лилии твои и так все чахлые! – и рябая громко расхохоталась.
– Это мои-то лилии чахлые? Да ты на свои облезлые цветы погляди, прежде чем поклёп возводить на мои лилии! Сама ты у меня сейчас зачахнешь!
И в тот момент когда две любезные соседки уже готовы были вцепиться друг другу в волосы, старик, точивший ножи возле соседнего крыльца громко спросил:
– Глянь-ка, Ганна, там не из твоего ли окна дым валит?