Человек прищурил глаза, а его бледное лицо перекосилось, словно сведённое судорогой.
–
– Господин Майнстрем Щековских? Он собирался ужинать в «Голодном селезне», господин.
–
– О нет-нет, господин! Как можно шутить! Господин магистр собирался ужинать в харчевне, харчевня называется «Голодный селезень». Это недалеко от университетской площади, господин. Если вам будет угодно, господин, то я могла бы…
Единственный взгляд прозрачно-жёлтых глаз тут заставил Ганну замолчать.
–
Человек в чёрном щёлкнул пальцами, и Ганна сама того не осознавая, как-то неловко протиснулась в узкий проём и спустилась вниз. Только сейчас, сидя на широкой лавке возле стола, она начала приходить в себя. Через минуту в дом ворвались соседка.
– Что там? Ганна, что? – трясла её за плечо рыжая Лизетта.
– А? Что?
– Это я тебя спрашиваю, что? Опять твой жилец свечу оставил? Да? – В ответ Ганна только непонимающе хлопала глазами. – Да что с тобой, в самом деле, соседка?
– Ах, Лизетта! – встрепенулась наконец Ганна. – Там… Там…
– Да что там, божечки ж ты мои? Говори уже!
В эту минуту на пороге появился невысокий жилистый мужчина, второй жилец госпожи Ганны.
– Ах, как вы кстати, господин Руперт! – всплеснула пухлыми красными руками Лизетта. – Вы только полюбуйтесь! Всё это ваш сосед, господин Щековских! Он чуть было не спалил дом, да так, что несчастная наша Ганна в себя никак не придёт! Вот ведь! Полюбуйтесь-ка!
Не то чтобы госпожа Ганна ранее производила впечатление высокоинтеллектуальной особы, теперь же она не претендовала даже на почётное звание благоразумной, да и просто разумной! Жидкие волосы её всклокочено выбивались из-под чепца, а взгляд блуждал.
Руперт деловито сплюнул сквозь зубы, перекинул пустой холщовый мешок за спину и присел на корточки перед своей квартирной хозяйкой.
– Госпожа Ганна, – он тихонько дотронулся до её руки. – Что с тобой, а? Дымом надышалась что ли?
Хозяйка не шелохнулась. Только широко раскрытые бесцветно-серые глаза округлились ещё больше.
– Хозяюшка, – Руперт помахал ладонью перед лицом женщины. Никакой реакции.
– Не иначе угорела! – решил Руперт. – Госпожа Ганна! Ау! – протянул он чуть громче и щелкнул пальцами возле самого уха женщины.
От этого звука хозяйка буквально подскочила на месте, взгляд её приобрёл некоторую осмысленность и даже возбуждённость. Глаза забегали и, уцепились, наконец, во взгляд жильца.
– О, господин Руперт! Как замечательно, что вы здесь! – затараторила Ганна, ухватив руку мужчины с такой силой, что пальцы её побелели. – Там вор! В комнате господина Щековских!
– Вор? – Руперт выпрямился и самодовольно хмыкнул. – Сейчас посмотрим, кто это осмелился…
– Не ходите туда, господин Руперт! Ради всего святого! Не надо! Давайте лучше позовём стражников! – взмолилась Ганна.
– Стражников? – мужчина поморщился, цокнул языком и, пробормотав что-то вроде «Только их нам не хватало…», решительно двинулся вверх по лестнице.
Рывком распахивая дверь, Руперт ожидал увидеть что или кого угодно, но совершенно не то, что предстало его взгляду. Все вещи, мебель и одежда медленно кружили по комнате вокруг невысокого человека. Мановением рук он, казалось, заставлял вещи не только нарушать все мыслимые законы гравитации, но и обнажать свою подноготную. Так, например, из общего потока выплыл широкий плащ, завис и демонстративно вывернул перед чёрным господином карманы, содержимое которых не преминуло немедленно влиться во всеобщий круговорот.
– Э-э! Какого дьявола тут творится?! – Руперт самоуверенно шагнул внутрь комнаты и…
Едва только он переступил порог, то ощутил, что пол стремительно уносится вниз, а сам мужчина завис в воздухе, едва касаясь потолка плешивой макушкой. Незнакомец же, не обращая на Руперта ровным счётом никакого внимания, продолжал свои загадочные манипуляции. То, что переживал в этот момент несчастный Руперт, сравнимо было, наверное, только с тем чувством, которое возникает во сне, когда ты срываешься вниз и падаешь в неизвестность. Несчастный мужчина попытался ухватиться за что-нибудь, но ничего, кроме парящего неподалёку подсвечника не нашлось. Наконец, описав полный круг по комнате, Руперт завис перед господином в чёрном.
– Прошу прощения, милейший… – начал он голосом куда более дружелюбным, чем прежде (если даже не сказать заискивающим). – Я был бы вам крайне признателен…
– Не понял…