Занавес, господа!

— Надо позвонить Ивану, — сказал я, имея в виду, разумеется, Ивана Земцова из городского управления уголовного розыска. Только ему я мог доверить свою подругу и ее непутевую компанию. С Иваном сохранились старые добрые отношения — в отличие от некоторых других бывших коллег, косо смотрящих на частных детективов.

— Домой? — уточнила Варвара.

— Да уж, наверняка. Ну ничего, простит.

Иван, конечно, простил, хотя его также, как и меня, оторвали от сна накануне выходного дня. Он в суровом молчании выслушал информацию, но, поскольку был суров всегда, это ничего не значило.

— Ладно, ждите, — пробурчал Земцов и добавил: — Влипли, пинкертоны.

Но последние слова тоже ничего не значили. Если иметь в виду дурные намеки.

— Тебе рассказать, как тут все было? — спросила Варвара, когда я положил трубку.

— Не трать заранее пыл, дождись Земцова. По поводу "влипли" Иван отчасти прав: объективно ты такое же подозреваемое лицо, как и все остальные. Кстати, об остальных. Пойдем, познакомишь. А то наше уединение уже становится неприличным.

Действительно, пора было познакомиться не только с мертвецом.

В большой комнате так ярко горел свет, что это лишь подчеркивало сумрачность царящей атмосферы. В кресле, ближе к двери, полулежала сдобная булочка — пухленькая женщина с нежными щечками, слегка надутыми губками и светлыми волосами, напоминающими взбитые сливки. При нашем появлении она чуть вскинула опущенные реснички, из под которых блеснули полные слез голубые глазки, издала полувсхлип-полувздох и вновь отгородилась от внешнего мира сомкнутыми веками.

— Витимова, — шепнула Варвара.

Рядом с Еленой Витальевной на диване в абсолютной неподвижности замер невысокий жилистый мужчина, чье желтоватое лицо сильно смахивало на восковою маску, впрочем, как и он сам на восковую фигуру. Лишь его взгляд, очень быстрый и цепкий, не оставлял сомнений, что это живой человек. На мое приветствие он откликнулся коротко, почти не раскрывая рта:

— Виктор Хан.

За большим столом с остатками недоеденного торта и недопитого чая сидели сухощавая, коротко стриженая шатенка, напоминающая строгую учительницу, и флегматичного вида мужчина, который заметно утратил стройность фигуры, зато приобрел близорукость. Женщина посмотрела на меня с критическим прищуром и кивнула, а мужчина поправил старомодные очки в роговой оправе и вяло представился:

— Струевы.

В самом дальнем углу комнаты, в кресле, закинув ногу на ногу, восседала дама, ради которой стоило, чтобы тебя разбудили среди ночи накануне выходного дня. Она была высокая, с гибким, как у змеи телом, черными, тяжело падающими на грудь волосами и чуть вытянутыми к вискам большими темными глазами. И волосы, и глаза особо подчеркивали бледность нетронутого румянами лица, придавая ему холодную загадочность и почти демоническую привлекательность. Что греха таить, я заметил ее самой первой.

— Валерия, — сказала она низким голосом, спокойно выдержав мой оценивающий взгляд и не проявив никакого ответного интереса. Честно признаться, меня это несколько задело.

Зато явный интерес проявил другой человек. Его тонкое, пожалуй, чересчур изящное для мужчины лицо с высоким лбом и зачесанными назад светлыми волнистыми волосами озарилось улыбкой. Я уже понял, что это Костя Поспелов, гораздо больше похожий на поэта-лирика, нежели на врача-кардиолога.

— Как хорошо, что вы пришли! И Варвара, и мы все на вас очень надеемся! — воскликнул он и, повернувшись в сторону Сергея Павловича, добавил по свойственной врачам привычке к пустым утешениям: — Скоро все будет ясно.

Кавешников, прекрасно знающий цену таким утешениям, скорбно покачал головой. Зато отреагировала Вера Аркадьевна:

— Ах, о чем ты говоришь, Костя!

В этом замершем царстве она единственная демонстрировала способность человечества к движению — мерно расхаживала по комнате безо всякого смысла, опустив голову и сосредоточенно глядя на сцепленные у груди руки. Именно так я представлял себе артиста, погружающегося в сложную роль за несколько минут до того, как поднимется занавес.

Занавес поднялся на удивление быстро. В дверь настойчиво позвонили, и в квартире, словно в буфете во время антракта, образовалась толпа. В принципе заявились-то всего шесть человек, однако милиционеры, приезжающие на место убийства, деликатностью обычно не отличаются, зато отличаются громкими голосами и тяжелой поступью. Конечно, их ждали. Но ожидание тайфуна не смягчает того "удовольствия", которое он доставляет.