- Игра перешла в эндшпиль, - сказал гроссмейстер. - Мат неизбежен. Вы проиграли, мой дорогой Андрей Владимирович.
- Да подожди ты, не причитай, - сказал Гранин раздраженно. - Не спеши хоронить, может, все еще и наладится.
- Но вы либо за белых, либо за черных, - сказал М. - Другого, поверьте, не дано.
- Какая, в сущности, разница? - пожал плечами Гранин. - Шахматы не жизнь, а жизнь не шахматы. Она сложней. Сегодня ты играешь белыми, а завтра черными. Как жребий ляжет.
- Жребий - это судьба, - возразил М, - и ее желательно предугадывать. Жизнь так устроена, что в ней всегда кто-то играет против вас. Даже если вы не в курсе этого. Вы говорите: судьба, и вы ошибаетесь. Сегодня вы не угадали, мой друг, и противная сторона уже сделала свой ход. Боюсь, вам уже не избежать проигрыша.
- Это все такое, - помахал рукой Гранин. - Это от лукавого. Теория за жизнь. Поборемся еще, поупираемся...
- Ну, ну... - промолвил М скептически.
Гранин пожал плечами, взял пульт и выключил ставший раздражать своим мельканием телевизор. В комнате сразу стало темно, потому что, как оказалось, уже давно наступил вечер. В сумраке серебряным прямоугольником светилось зеркало, освещая предметы, явные и кажущиеся, настоящим лунным светом. Он бросил пульт на журнальный столик и тяжело встал с кресла. Заметив на полу телефон, он поднял его и сунул в карман. Потом подошел к окну и, отведя рукой в сторону штору, долго смотрел на улицу.
Где-то за домом, в ясном небе, невидимая, висела Луна. Город внизу, перед ним лежал в ее свете притихший, но живой. Город дышал в сумраке, ворочался, двигался. Не спал - жил. А за спиной, в комнате, казалось Гранину, все промерзло. Он почувствовал озноб на спине, передернул плечами. Отпустил штору и, потянувшись, по памяти включил бра. Повернувшись лицом к комнате, он вдруг вздрогнул от неожиданности, увидев во втором кресле у журнального столика, противоположном тому, в котором сидел сам, темную фигуру. Испугался - не испугался, но сердце екнуло и заколотилось. Мужчину в кресле он почти сразу узнал, тем более, что тот совсем и не прятал лица, но сердце и после этого не перестало бить в набат: бум-бум.
- Здорово! - своим развязным, узнаваемым голосом приветствовал его гость, тоже артист, тоже Гранин, но только Алексей. Однофамилец. Андрею Владимировичу он почему-то никогда не нравился, не его, как говорится, был персонаж. Они были знакомы, весьма, впрочем, поверхностно, и по работе никогда не пересекались. Пока не пересекались. Хотя, все к тому неизбежно шло. Дело было в той роли в новом спектакле режиссера Козака, о которой говорил М, и на которую, как оказалось, претендовали они оба. И хоть режиссер считался его другом, он, как выяснилось, сомневался, кого из Граниных предпочесть. Не сомневался только каждый из них, считая, что роль должен играть он. И вот теперь Алексей Гранин находился перед ним, собственной персоной. "Как он здесь оказался?" - пронеслось в голове.
- Чем обязан? - спросил Андрей Владимирович.
Было ясно, что, скорей всего, это проделки М, и спрашивать, поэтому, бесполезно. Он скосил глаза на зеркало, но оно отразило лишь этот его тревожный, сыскоса, взгляд.
- Да ладно тебе, - сказал Алексей, - кончай церемонии разводить. Мы же коллеги, как-никак. Да и я, видишь, не с пустыми руками приперся.
И он жестом указал на появившуюся на столе батарею бутылок.
- Не многовато ли будет? - поинтересовался Андрей. - Я водку вообще не пью, у меня на нее аллергия. Я, как видишь, сухое потребляю, чисто в медицинских целях. А ты тут, собственно, каким чудом?
- Да вот, шел мимо, дай, думаю, зайду... К товарищу. Тем более, что дверь открыта.
- Шел мимо, говоришь? И дверь открыта? Ну, и шел бы себе мимо дальше. Я гостей не жду, и вообще, мало кого в эту дверь впускаю.
- Что ты все ершишься? - спросил, впрочем, без видимой обиды Алексей. Его долговязая фигура, втиснутая в объем кресла, была похожа на складной метр. Кресло было достаточно низким, поэтому колени гостя задирались едва ли не выше головы. Почувствовав неудобство, он вытянул ноги вперед, на самый центр комнаты, и положил одну на другую. - Я по делу, - сказал, словно предъявил пароль, и на его большегубом лошадином лице появилось выражение значительности.
- Какие у нас с тобой дела? - поинтересовался хозяин. - Я что-то не припоминаю.
- Сейчас все расскажу, - сказал Алексей. - Но давай для начала накатим. Попробуем преодолеть естественное напряжение. Во что тут можно налить?
- Ладно, подожди.
Андрей сходил на кухню и принес еще одну чашку.
- Вот, держи, - сказал, подавая ее гостю. - Сегодня пьем из фарфора. Но закуски нет, так что ты того, поосторожней, не свались с ног.
Какая-то еда в холодильнике, конечно, была, но ему совсем не хотелось сейчас возиться, накрывать стол, а хотелось как можно скорей выпроводить незваного гостя прочь.
Они выпили, каждый свое, занюхав выпивку кулаком.
- Ты про дело говорил, - напомнил Алексей Владимирович. - Что имелось в виду?