Занавес (СИ)

"Мы думаем, что разговариваем с ангелом, а он оказывается бесом, - думал Андрей Владимирович. - Я думал, что впустил в себя ангела, а в результате был одержим бесом..."

- По большому счету, радикальной разницы нет, - пояснил М, - и все зависит от обстоятельств. Мы уже говорили на эту тему. Однако, ваши подозрения, Андрей Владимирович, напрасны. Я вам не враг, вовсе нет, как, впрочем, и не вполне друг. Просто у меня работа такая, просто такая работа. Но, к тому же, вы не принимаете во внимание то, что свой личный бес живет в каждом из вас. Вот его победить удается не каждому. Вам это удалось, склоняюсь перед вами и снимаю шляпу... Жаль только, что цена победы оказалась чрезмерной. Но мой взгляд.

"Это все ты, ты... - подумал Гранин. - Ты все подстроил"

М рассмеялся серебряным смехом.

- Все это игра, я же вам говорил. Просто такая немного жестокая игра.

Гранин вдруг вспомнил то, что он еще мог и должен был сделать. Он полез в карман, в котором, как помнится, был телефон. Рука почти ничего не чувствовала, едва сгибалась и двигалась с трудом. Помогая ей, он задергал ногой, но получилось, что стал отталкиваться, и в результате начал передвигаться на кухню. Ползти было легко, словно пол был специально смазан чем-то скользким. Но, может, так оно и было, он не видел.

После нескольких неловких, судорожных взбрыкиваний, Гранин переместился в кухню и там, уперевшись головой в невидимую им преграду, остановился. Здесь-то ему и удалось, наконец, извлечь из кармана телефон. Он поднес его к лицу и, включив, попытался сквозь обволакивающий и сделавшийся совсем густым туман разглядеть на экране нужный номер. Тот, который был в конце списка...

- Что вы делаете? - спросил М. - Не шутите так, не нужно.

Он шагнул к Гранину и носком лакированной туфли выбил телефон из его рук. Аппарат, как шайба после щелчка клюшкой, полетел параллельно полу и после серии рикошетов скрылся в открытой двери спальни. Рука, лишившаяся вместе с телефоном опоры, бессильно завалилась за спину артиста. "Просохатился..." - пронеслось в его голове.

- Извините, Андрюша, но Канцелярия будет располагать моей версией событий, - сказал М. - Думаю, так будет лучше, причем для всех.

"Не называй меня Андрюшей", - подумал Гранин. "А, я знаю! - вдруг осенило его. - М - значит Мортэ. С тобой - больше никаких сделок..."

Он глубоко вздохнул, как и следует это делать в последний раз, и успокоение снизошло на него. Оно пришло к нему в образе рыжеволосой зеленоглазой женщины, которую он хорошо знал и любил когда-то.

М самодовольно улыбнулся.

- Как знать, дорогой, как знать, - сказал он, - иногда приходится совершать просто невероятные, фантастические сделки. Однако, нам пора. Мы с тобой сегодня много потрудились, многое узнали. Здешние дела закончены, время наше вышло. Полночь близится!

Он протянул к Гранину руки и, поддерживая, помог подняться. Привлек к себе, обнял за плечи. Так, помогая ему ступать, он повел его по дороге, начинавшейся сразу за зеркалом и исчезавшей уже в двух шагах в белесом тумане.

- Я чувствую себя как-то странно, - сказал Гранин, стараясь не оглядываться.

- Это поначалу, - успокоил его М. - Скоро привыкнешь, и все пройдет.

М тоже не оглянулся. Вместо этого он поднял руку над головой и щелкнул пальцами.

- Занавес!

Занавес послушно опустился.

В большой прямоугольной раме зеркала вновь проявилась его сумрачная амальгама, отразив в себе пустое и печальное пространство...

В длинном и узком, как футляр для подзорной трубы, кабинете Журова было светло на всем его протяжении. Потому что лето, потому что полдень, и солнце в зените. Но, главное, потому, что его навестила Флюмо.

- Вы меня, Журов, похоже, избегаете, так что я сама к вам в гости пришла. Не прогоните? - говорила Татьяна Рудольфовна, усаживаясь у окна на жесткий стул с высокой плоской спинкой. Это был обыкновенный казенный стул, неудобный, каким ему и положено быть, но Флюмо он, похоже, напротив, нравился. Она с удовольствием откинулась на спинку прямой спиной, расправила плечи. Перекинула ногу за ногу, вытянула правую руку и положила ее на подоконник, поиграла пальцами. Льющийся из окна боковой свет серебряными ножницами вырезал из струящегося пространства ее изящный профиль, заставлял светиться, словно большая жемчужина, выглядывавшую из разреза платья коленку и играл бликами на лакированном носке туфли, которой она слегка покачивала.

- Почему избегаю, почему избегаю! - поспешил оправдаться Иван Иванович. - Работы много, работаем мы... Вот сколько работы! Он приподнял лежащую перед ним внушительную стопку бумаги и с хлопком бросил ее обратно на стол. Поднятая этим воздействием на обстановку пыль золотой мошкарой зароилась в косом раструбе солнечного луча, упиравшегося своим основанием в рассохшийся сосновый пол кабинета.

- Отговорки, все отговорки, - сказала Флюмо, улыбаясь.