Занятное происшествие, случившееся на пути в будущее

Будучи озвученной, моя теория «ещё четыре года высшей школы» могла породить бурю негодования. А представлял ли я вообще, в какие долги влезали эти парни? Должен признать — нет. Большая часть их затрат на формальное образования выпадала на ранний период, в то время как я со своим эмпирическим образованием, по сути, накапливал счета, — очень опасное занятие как я вскоре узнаю, когда ты не знаком с основами математики. В общем, все мы ощущали тяжесть ожиданий. И всё же, я чувствовал себя более комфортно, не неся на плечах все эти долги, ещё даже не решив, ради чего вообще стоило взваливать их на себя.

Несмотря на то, что я был посредственным старшеклассником, я всегда любил читать и был знаком с историей Сизифа[7]. Я представлял себе мэн-ниаков с их студенческими долгами, будто каждому из них приходилось толкать в гору огромный валун. И начал понимать, что валун был не долгами, а их учебной нагрузкой. Долгами была гора. А я просто балансировал на краю обрыва.

Так что каждого из нас — их в колледже или меня в Голливуде — можно описать так: полны бахвальства и бравады, завышенных ожиданий и заниженных возможностей. Думаю, мы отличались только тем, что мне не хватало собственного плана.

Недавно из любопытства я взял в руки учебную программу колледжа Хантер, являющегося частью Университета Нью-Йорка. Читая программу, я понял, насколько мой жизненный опыт вписывался в установленный план высшего образования, которое якобы прошло мимо меня. Описание типичных учебных курсов колледжа помогло понять, что до некоторой степени я выполнил требования каждого конкретного курса, хотя абсолютно не подозревал, что делал это.

Я, может, и не ходил на занятия, но не пропустил ни одного урока.

ЧАСТЬ II Экономика

Экономика — это социальная наука, которая имеет дело с тем, как лучше всего использовать ограниченные ресурсы для удовлетворения неограниченных потребностей и желаний человека.

ЧИСТО В ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПЛАНЕ ВСЁ, ЧТО Я ЗНАЮ ОБ ЭКОНОМИКЕ — это заслуга Алекса Пи. Китона. Годы игры ультраконсервативного молодого капиталиста, обожающего Милтона Фридмана[8], мимоходом познакомили меня с такими терминами, как «спрос и предложение», «национальный валовый продукт», «просачивающаяся экономика». Но без какого-либо личного вовлечения в мир финансов и рыночных трендов помимо моего желания выглядеть убедительно в роли, мне часто приходилось быть очень внимательным в обращении с «Уолл-Стрит Джорнал», чтобы не взять его перед камерами вверх ногами. Но годы между моим переездом в Штаты и окончательным закреплением в «Семейных узах», дали мне интенсивный курс базовых законов экономики.

Такие фундаментальные понятия, как «спрос и предложение» обретают совершенно новое значение, когда ты, как актёр — это «предложение», и как бы сильно ты не старался, порой ты не можешь добиться никакого «спроса». А «просачивание» — это ещё один способ сказать: «Ты просираешь свои деньги ещё до того, как они окажутся у тебя в карманах». Более того, математические абсолюты, на которые я ранее жаловался матери, больше не были случайными числами на странице, а были конкретными частицами информации, касающейся моей жизни, получение контроля над которыми играло решающее значение для моего сиюминутного выживания. Проще говоря, я должен был научиться выводить конечный результат; анализировать ситуацию, выяснять, что важно, и от чего можно абстрагироваться.

Размеры и удобство моей первой квартиры в Лос-Анджелесе поразили бы рядового студента схожестью с комнатой в общежитии колледжа: помещение размером семнадцать на двадцать футов с микроскопической ванной комнатой, в которой был туалет, душ без ванной и раковина. Это была единственная раковина в квартире, и она была настолько мала, что грязные тарелки мне приходилось брать с собой в душ; обычное дело — тарелки я мыл «Палмоливом», а голову «Хед энд Шолдерс». Кладовка выступала в роли кухни. Но за 225 долларов в месяц и с арендой на полгода я чувствовал себя в Калифорнии независимым и безумно счастливым.

Перечень моих лос-анджелесских пожитков в восемнадцатилетнем возрасте: один вещмешок, полный одежды (то есть грязной одежды), одна плитка, некоторое количество разношёрстной кухонной утвари, туалетные принадлежности, одеяло, простыни и заводной будильник. Затем появилась кое-какая мебель: один матрас и одно складное режиссерское кресло.