Однако часть света остается во тьме: чтобы вызволить ее, Живой дух сотворяет мир из костей, кожи и экскрементов побежденных князей тьмы — архонтов. Расчлененные, они остаются живыми; чтобы извлечь из них частицы света в виде спермы, появляется Третий посланник, воплощение Сына, который показывает себя мужским демонам (чья содранная кожа образует небо) в виде прекрасной обнаженной женщины-луны, а женским (составляющим тело земли) — в виде прекрасного обнаженного юноши-солнца. Преисполненные желания мужские архонты извергают семя с частицами света вниз, сотворив растения, а женские архонты, будучи беременными, разрешаются преждевременными выкидышами, произведя уродцев-животных, которые тут же принимаются поглощать растения вместе с содержащимся в них светом.
Пытаясь удержать оставшийся свет, демоны создают двух демонов, мужчину и женщину; первый пожирает все растения, вторая — всех животных; после этого они совокупляются и рождают Адама и Еву, аккумулировавших в себе, таким образом, почти весь имеющийся в природе свет. Но этот свет находится в тюрьме, поскольку плоть людей, данная им от демонов, слепа и глуха и ничего не знает о небе. Однако Третий посланник является к людям, чтобы разбудить их душу и дать им знание о небесном царстве как о родине заключенного в них света, в которую он, этот свет, и должен в конце концов вернуться. Кроме людей, в природе светоносны только Солнце и Луна, поэтому посвященные им дни недели, воскресенье и понедельник, являются чистыми, и в эти дни освобожденный свет, направляясь вверх, на север, через Полярную звезду, возвращается на небо. В конце мира на короткое время наступает царствие праведности; затем весь свет, который удалось спасти, образует Andrias, колонну света, и устремляется на небо; земля уничтожается, а демону погружаются в бесформенную тьму, гноящуюся в глубинах космоса, и сверху их придавливает тяжелый камень. Теперь свет навсегда отделился и очистился от тьмы; но остается подозрение, что какая-то часть так и не спаслась и отныне будет томиться, погребенная в бездне вместе с мраком.
Глава третья, «Спор о перекрещивании еретиков». Теория перекрещивания
В теории все было сложнее. Стефан считал, что христианские таинства остаются истинными и за пределами Церкви, поэтому перекрещивать еретиков незачем. Киприан говорил, что вне Церкви нет ничего истинного: ни крещения, ни мученичества, ни праведной жизни и т. д. Он не делал различия между сектантами и схизматиками, для него они были на одно лицо: все, кто не в Церкви, — «противники Бога и антихристы». Киприан ссылался на слова Павла: «Един Господь, едина вера, едино крещение» (Ефес., IV, 5). Поэтому всех неправославных надо перекрещивать.
Но что делать, если вера едина, а Церковь — расколота? Стефан отвечал так: еретики верят в Св. Троицу, значит, их крещение истинно. Киприан думал иначе: вне православной Церкви вообще невозможна никакая вера. «Кто не имеет матерью Церковь, не может иметь отцом Бога», — утверждал он. Поэтому вера у еретиков — лишь видимость, подобие настоящей веры. Даже если еретик пострадает за имя Христа, он не станет мучеником и исповедником. Ведь и Сам Христос, в которого верят православные, совсем не тот же самый, в которого верят гностики или монтанисты.
Киприан выдвигал и другой аргумент: у сектантов и схизматиков нет епископской преемственности, а значит, нет и благодати, которая передается только через рукоположение епископов. Пусть крещаемый еретик и верит в Бога, но благодати при крещении он не получит, а значит, крещение не состоится. Сторонники Стефана считали, что на такого еретика достаточно наложить руки (то есть сделать конфирмацию, подтверждение веры), чтобы сообщить нисхождение на него Св. Духа, а второй раз крестить не надо. Киприан возражал, что если еретики могут крестить, то могут и возлагать руки и делать конфирмацию: где Иисус, там и Св. Дух. Кроме того, крещаемый помазывается елеем, который освящается на алтаре: если еретики могут это делать, то могут и совершать евхаристию. А значит, спастись можно и вне Церкви. Чтобы не допустить такого вывода, следует признать, что все таинства, в том числе и крещение, возможны только в Церкви. Тот, кто этого не признает, — например, папа Стефан, — еще худший враг Церкви, чем сами еретики. Именно так и писал Фирмилиан Кесарийский, называя Стефана защитником еретиков.