Занимательная история Церкви

Почему Александр Александрийский считал, что природы две, а не одна? Потому что иначе получалось, что Сын ничем не отличается от Отца: если Сын «родился» из той же сущности, что существовала вечно, то, фактически, никогда и не рождался, потому что Его сущность всегда была. Что могло прибавить рождение Сына к природе безначального Отца? Ничего, поскольку природа Бога не может раздвоиться: если Он существовал изначально, значит, рождение Сына только фикция, еще одно имя того же Отца; Сын — тот же Отец, и сколько бы ни говорили, что первый рожден, а второй нерожден, рождение первого ничего не значит, если Он той же природы. Поэтому Александр Александрийский говорил, что Сын имеет другую ипостасную природу, но во всем подобен Отцу.

Ария такой подход не устраивал. Он считал, что если Отец извечно и изначально рождает Сына, значит, и Сын — такой же вечный и безначальный Бог, как и Отец, и разделение Их происходит только на словах. Поэтому учение Александра Александрийского — скрытое савеллианство и монархизм, где одного и того же Бога называют разными именами. По мнению Ария, если Сын рожден, значит, должно существовать некое с трудом мыслимое, но, во всяком случае, постулируемое «довременное» мгновение, когда Бога-Слова еще не было и после которого Он был рожден. Если же не предположить такого зазора между Богом-Отцом и Богом-Сыном, то Они сливаются в одно.

Далее, если Отец не мог родить Сына из Своей же собственной природы — а никакой другой природы не существовало, — значит, Сын мог быть только творением, созданным по воле Отца как первая тварь и как посредник, через Которого был сотворен весь остальной мир. Арию это казалось гораздо более разумным и соответствующим вере, чем представлять Христа вторым Богом или какой-то гностической эманацией Отца, в которой изначальная природа подвергается дроблению на части. Позже Арий пошел еще дальше и объявил Иисуса таким же творением, как и все прочие люди, обычным человеком, который удостоился быть усыновленным Богом только за свои заслуги (на Его месте могли оказаться, например, апостолы Петр и Иоанн, если бы заслужили это больше Христа), и вообще, отвел Сына от Отца так далеко, что между Ними оказалось уже очень мало общего.

Глава вторая, «Больше соборов и больше формул». Течения арианства

Как это обычно бывает с ересями, арианство, отпав от православной догмы, продолжало делиться дальше и дробиться на все более мелкие общества и секты. За свое недолгое существование оно успело породить несколько течений, отколовшихся от основной доктрины и создавших собственные школы. Среди них самыми важными были аномеи, акакиане и омиусиане.

Аномеи — от греческого слова «неподобие» — учили о том, что Сын не подобен Отцу. В отличие от большинства ариан, они вели себя строго и последовательно, не вступали ни в какие переговоры и сделки и до конца отстаивали свои взгляды, осуждая ариан за соглашательство и непоследовательность. Главными их вождями считались Аэций и Евномий. Аэций был беспокойным и деятельным человеком, всегда твердым в своих убеждениях и искусным в спорах. Епифаний Кипрский писал, что «с утра до вечера он сидел над занятиями, стараясь составлять определения о Боге посредством геометрических фигур». В юности Аэций был очень беден и научился ремеслу ювелира и искусству врача, которые часто пригождалось ему позже. Глава аномеев постоянно путешествовал, переезжая из города в город ради научных изысканий и для помощи бедствующим арианам, которых бесплатно лечил и снабжал средствами, вырученными от продажи своих ювелирных изделий. Одно время он был близок к двору императора Юлиана, затем оказался в ссылке и жил в Сирии, где боролся с гностической сектой борборитов и манихеями. Вклад Аэция в арианство заключался в том, что он объявил Бога познаваемым для человеческого разума. Он полагал, что в природе Бога нет ничего непостижимого и человек так же знает Бога, как Бог знает Сам Себя. Аэций считал, что «рожденный» и «нерожденный» не могут обладать одной сущностью и называл их «иносущными». В своих церковных проповедях он позволял себе шутить на эту тему, говоря, что у Бога Отца не могло быть Сына, потому что у Сына не было матери.