Занимательная история. Выпуск 2

Но царевич Фёдор таки «родил», хотя… Уже с пятнадцатилетнего возраста предпоследнему Рюриковичу начали усердно искать жену. Желающих, понятно, не было. Однако на третьем году поисков (sic!) претендентка таки нашлась. Ей устроили смотрины на безальтернативной основе – дело для Кремля невиданное: что-то вроде торгов в тендере на госзаказ с одним участником! И кто же невеста? Правильно! Кто бы сомневался?! Сестра Бориса Годунова… И вот Борис уже боярин. Получив вскорости из рук Ивана IV высший сословный чин, он тут же занялся гнусным сутяжничеством с конкурентами на власть, с боярами более древних родов, с теми, кто «не из грязи в князи». Благодаря поддержке хозяина Кремля все судебные процессы по системе распределения должностей в функции знатности рода (эта система называлась местничеством) Борис выигрывает, повсеместно затем расставляя свою многочисленную родню на ключевые позиции госслужбы, по сути, устраняя конкурентов на престол и обеспечивая себе благодарный дворцовый «электорат».

Престол уже не Московии, но уже России освободился в 1584 г. после странной смерти ещё относительно молодого, 54-летнего Ивана IV, после смерти, которая, похоже, не была естественной. Руку, как говорят некоторые историки, приложили «верные» царю опричники: Бельский и Годунов – единственные во дворце, имевшие доступ к царской аптечке, в которой хранились и яды.

Трудами того же Бориса через семь лет Димитрий – младший сын царя Ивана IV – в девятилетием возрасте отправляется в иной мир вслед за отцом. Так царе– и детоубийца последовательно расчищал свою дорогу к власти. Всё последующее время Борис был регентом при Фёдоре, являясь реальным властителем Руси вплоть до смерти последнего из Рюриковичей в 1598 г., когда Годунов наконец официально надел шапку Мономаха. Но тут навалилась очередная напасть.

Поскольку брак царя Фёдора и Ирины на протяжении 17 лет супружества так и не приносил детей, Годунов, во избежание судьбы Соломонии – якобы бесплодной жены отца Ивана IV, под напором дворцовых наветов сосланной в монастырь, – с маниакальным упорством отправлял в течение этих 17 лет на постриг девиц знатных боярских родов, т. е. всех возможных претенденток на замещение места сестры на царском ложе. Разве он мог утерять власть и свалившееся богатство? И если царица Ирина смогла забеременеть только на 17-м году супружества[33], то чьими стараниями? Не «светлый» ли образ любовника Елены Глинской – Овчины Телепнёва, похоже, реального отца Ивана IV – вдохновил Бориса на очередной «эксперимент» со своей сестрой?

Из серии инновационных идей Бориса Годунова примечателен один эпизод. Видимо, осознав, что нельзя опираться на то, что не сопротивляется – ну невозможно же держать в окружении только свору подобострастных идиотов, себе подобных! – царь отправляет на учёбу в Европу с десяток «птенцов», детей боярских. Не вернулся из них никто; известна лишь судьба одного из православных, – тот заделался англиканским пастором на берегах туманного Альбиона! Если настолько сладкой была жизнь в Москве даже мальчиков-мажориков, от которой они были готовы спрятаться хоть за пазухой у чёрта, то что же говорить о людях?

Дальше – больше, и много печальнее. В стране наступил жуткий голод, но околокремлёвские магнаты лишь потирали руки – ведь стратегическими запасами продовольствия владели именно они. Рост их барышей на продаже зерна по баснословным ценам выходил за все границы мыслимого. В результате бездействия власти по обузданию аппетитов тогдашних олигархов только в одной из московских скудельниц было захоронено более 50 тысяч жертв голода! И что более всего поражает, так это отказ Годунова от продовольственной помощи Европы, которую, как и в голод 1231 года она была готова оказать России: он издал указ о закрытии внешних портов для иностранных судов, нагруженных продовольствием! Зачем? Почему? Откуда такая ненависть к собственному народу?

Чем же так был озабочен царь, чего он опасался настолько, что жизни своих подданных ни в грош не ставил? Не без основания предполагаю, что его обгладывал комплекс неполноценности, точнее – комплекс безродности, многократно помноженный на жажду собственной наживы и жажду власти.

И бывший опричник принял, как он считал, ключевое в своей жизни решение: впервые в истории Руси было решено влить в царский род кровь западноевропейских монархов, благо дочь Аксинья (Ксения) была к 1602 г.

уже на выданье. И кандидат нашёлся. Хочу подчеркнуть: речь не шла об отъезде Аксиньи в Данию – её и иностранному языку-то никто не учил; идея, на то похоже, состояла в передаче власти зятю по наследству – именно этим объясняются последующие наивные потуги Бориса заставить скандинава изучить русский, а также предсмертными словами принца! Весьма примечательны представления Бориса о труде и скорости учения; в первый же день приезда Ганса в Москву царь передал будущему зятю Библию на русском со словами: «Мол, вот почитаешь пару дней, и того достаточно будет, чтобы научиться по-русски говорить с невестой». Ну не идиот ли?