Заманивали же кремлёвские агенты заморского жениха огромным приданым: земли, деньги, перспектива власти над громадной страной. Кто мог устоять? При всём том дела в экономике страны были белее чем печальны и настолько горьки, что герцога Ганса, принца датского везли в Москву окольными путями, придумав легенду, что это делается для того, чтобы показать преемнику царя его личные угодия, которые он сможет получить сразу же после женитьбы. На самом же деле после карательных походов Ивана IV и не без личных трудов опричника Годунова многие северные земли, лежащие на пути принца из порта Риги, просто вымерли, представляя собой и через тридцать лет (sic!) плачевное зрелище. Этот ужас разрухи страны, которую Борис и не пытался восстанавливать, и старались скрыть от взглядов членов датского посольства.
Чем же тогда был занят властитель Руси последние 16 лет XVI века? – Исключительно и только собственным обогащением! Ещё будучи регентом, он получил право набивать свой личный кошелёк налогами со всех подмосковных общественных бань, что составляло до полутора тысяч дохода (вот же крохобор!); поборы с Вологды и Рязани, с Твери и Торжка доводили указанную сумму до 104 тысяч рублей – это приблизительно 10 % суммы всех налогов, собиравшихся ежегодно царём Иваном IV со всей страны. – Неплохо для бывшего официанта!
При подъезде к столице датское посольство промурыжили несколько дней в походных палатках; видимо, тогда принц и подхватил воспаление лёгких, – был уже октябрь, выпал снег. Но для чего скандинавов[34]
томили столь долгим ожиданием? В это время из царских кладовых тысячам полуживых от голода служащим Кремля выдавалась под расписку парадная форма – нужно было пустить иностранцам пыль в глаза, создать иллюзию всеобщего благополучия, богатства и довольства в государстве! Если короче – не спугнуть бы жениха!После феерического по масштабам торжественного въезда в Москву датчан разместили в знатных хоромах на полном обеспечении (любые гастрономические изыски при всеобщем голоде в стране! – ленинградцы поймут), но категорически запретив кому-либо из них покидать огороженную забором территорию. За чем постоянно следили агенты дядьки Бориса, который занимал пост главы тогдашней ФСБ. «Ряженые» москвичи в это время сдавали одёжку обратно в Кремль, а кто вдруг её запачкал – тот платил штраф (если мог, если нет – его ждала долговая яма).
Но жених тут окончательно занемог; придворные врачи сбились с ног, в основном вскрывая ему вены, пуская кровь в тазики, – не помогало никак.
И Годунов решился на предпредпоследнее средство. Он согнал несколько сот голодающих горожан во двор посольства с условием: «Будете ежечасно молиться во здравие принца датского – получите «печенюшки» и даже денюшку!» Дополнительно перед Боровицкими воротами Кремля царь приказал разбросать подаяние во здравие принца – толпы людей начали давить друг друга; стоны раздавленных несчастных услышали датчане… и царь тут же прекратил эту «благотворительность». Потом лейб-историки подменили понятия, следствия и причины, сгенерировав миф о щедрости Бориса, якобы из сострадания раздававшего личные деньги своим голодающим согражданам, и лично подкармливающего их из личных закромов.
Но ничто не помогало принцу, даже и массовая молитва. И тогда, в последней надежде и в полном отчаянии (вот где, на самом деле, драма Годунова!) православный царь обратился к московским знахарям и ведьмам, в том числе и к «импортным», к тем, которых РПЦ зовёт язычниками: «По царскому приказанию послано было за тёщею доктора Давида (знахаркою) с тем, чтобы она пришла к герцогу и вылечила его, но она отвечала, что умеет лечить только женские болезни, в мужских же несведуща и лечить их не умеет. Послали также за сестрою Клауса-толмача (тоже знахаркой), – но и она не пришла. От царских докторов мы равным образом узнали, что накануне царь посылал за одним татарином, которого русские почитают за святого, с тем чтобы он вылечил герцога Ганса. Рассказывали, что (этот татарин) многих вылечил – как татарских царей, так и простых русских; но гонец – как говорили русские – послан был слишком поздно, ибо вечером в половине седьмого всемогущий Бог призвал герцога Ганса в вечное Своё царствие, да дарует Он ему радостное воскресение». Последними словами принца были: «Быть может, Бог не хочет оставить меня среди этого нехристианского народа, дабы я не был совращён в их неправедную веру».