Занимательная медицина. Развитие российского врачевания

А пока что большинство из студентов долбило философию. Как написал впоследствии попечитель этого учебного заведения Михаил Никитович Муравьев, медицинский факультет Московского университета «оставался <пока что> без действия по малой склонности студентов к сему учению». Короче говоря, изучать этот такой занудный предмет – медицину, охотников было слишком мало.

Да оно и понятно.

Ни о каком сочетании теоретической подготовки с работой в клиниках, то есть, непосредственно у постели больного, как завещал еще сам «отец медицины», древнегреческий врач Гиппократ, – не было и речи. Да и во всем Московском университете насчитывалось на ту пору всего лишь какая-то жалкая сотня студентов.

Во главе всего Московского университета стоял тогда Павел Иванович Фонвизин[48]. Он радостно встретил вновь прибывших юношей, повелел показать им весь университет, вернее – то нововыстроенное здание, которое он теперь занимал.

Здание и взаправду внушало к себе большое доверие. Оно покорило своей удачно спланированной архитектурой, своим каким-то «воистину казаковским» размахом…

Особенно поразило Матвея изображения старинных эллинских мудрецов – Гомера, Пифагора, самого Гиппократа лично, Фидия, Сократа, даже римлянина Галена… Мудров долго всматривался в благообразно-строгие лица, которых ему никогда еще не приходилось видеть до этого, и просто диву давался. Ему показалось даже, что сам Гиппократ ему как-то заговорщицки подмигнул.

Лично ему.

Затем Матвей прошел в актовый зал.

Перед ним поднимались ряды великолепных кресел. Они располагались настоящим античным, сиречь греческим – амфитеатром… Точно таким, что так и захотелось ему немедленно приступить к пока что таинственному изучению медицинской науки…

Осмотрел он и церковь Святой Татианы. Церковь имела вид двухсветной ротонды, с чудесным образом святой, написанным, подсказали ему, каким-то заезжим итальянским художником.

Ему даже напомнили само его имя.

Заморского художника называли как-то диковинно просто: Антон. А на итальянский лад – Антонио Клауди…

А еще довольно крепко запомнил он, что на четвертом этаже размещалась гимназия, в списки которой он зачислен и был. Зачислен, притом, на полное государственное обеспечение. Как совершенно малоимущий, явившийся откуда-то из дальней провинции, из глубинок бескрайней Российской империи[49]…

Тогда как сыновей штаб-лекаря Осипа Ивановича Кирдана зачислили в гимназию на общих основаниях…

Что же, об этом здании мы можем судить лишь по старинным гравюрам, принадлежавшим уже началу нового, уже девятнадцатого века. Поскольку самого его, прежнего строения, еще казаковского университета, – больше не существует. Располагалось оно чуть левее старинных, необыкновенной красоты Воскресенских ворот (иначе Иверских)[50], которые высились прямо на Красной площади.

* * *

Ровно через год сам Михаил Матвеевич Херасков, автор весьма прославленной «Россиады»[51], а теперь – директор указанной нами гимназии, вручал ему форменную студенческую шпагу и поздравлял со вступлением в число настоящих университетских студентов…

А это все означало, что Матвей Мудров теперь может переходить на третий этаж, на левое его крыло.

Вдобавок еще и то, что отныне он становится полноправным студентом медицинского факультета Московского университета…

* * *

Первая лекция, на которую попал наш Матвей, запомнилась ему, полагаем, на всю уже жизнь. Ее читал по-европейски образованный врач-профессор Федор Герасимович Политковский.

В списке предметов, которые преподавал он на медицинском факультете, числились семиотика (особый раздел медицины[52], позволяющий по уже заранее выверенным признакам определить, чем болеет тот или иной человек), затем – гигиена, диететика и прочие медицинские курсы. При этом надо заметить, что большинство из профессоров придерживались какой-нибудь одной, наиболее привычной для них самих теории, точнее – доктрины.

В данный момент, сейчас, читал он лекцию по самому остро необходимому лечебному предмету, – по терапии.

Сам лектор был выходцем из семьи черниговского протоиерея. Он родился в 1753 году. Поначалу окончил он ту же гимназию, что и Мудров. Однако диплом у него, об окончании медицинского факультета Московского университета, – оказался с отличием, за что его сразу же отослали сначала в Голландию, затем во Францию, прямо – в ее столицу, в Париж. Работал там под руководством выдающихся французских профессоров.

Спустя несколько лет, в результате личного своего упорства, защитил он в Лейдене свою собственную диссертацию. И стал доктором медицины. Спустя несколько, лет возвратился обратно на родину, где с 1784 года получил право заниматься медицинской практикой уже на территории всей России.

Профессор был довольно высокого роста, брюнет, необыкновенно быстрый в своих словах, бесконечно мило и как-то очень много шутил. Было очевидно, что он точно таким же оставался и в обиходе со своими больными.