Между тем, еще 19 декабря 1879 года его учеба в Медико-хирургической академии была закончена, и Павлов получил звание лекаря с правом участвовать в конкурсе «на оставление в академии». Говоря современным нам языком, это означало нечто вроде нынешнего «оставления» в аспирантуре.
Сам указанный конкурс состоялся в январе уже следующего, 1880 года, после чего настал длительный период дальнейшего штудирования медицины, который увенчался уже непосредственно защитой его докторской диссертации.
Защита диссертации Ивана Петровича Павлова состоялась 21 мая 1883 года, тогда как сама диссертация носила название «Центробежные нервы сердца».
Боткин рекомендовал поездку за границу. И Павлов, к тому времени уже человек женатый[92]
, летом 1884 года, уже вторично, отправился в Европу. (Здесь нам необходимо заметить, что первое его путешествие в европейские земли случилось еще в 1877 году).Сборы были недолгими. Правда, эта поездка несколько смущала его жену, Серафиму Васильевну. Она снова чувствовала себя беременной. Все дело в том, что это была не первая их семейная утрата. Первенец их погиб по недосмотру самих родителей. Второй их сын и тоже заболел и как-то вскоре умер… Все призывало к осторожности.
Сначала на его пути оказался Бреславль (Вроцлав), где он работал у знакомого ему еще по первой поездке профессора Рудольфа Петера Генриха Гейденгайна. Во время работы Ивана Петровича в Бреславле у его жены родился сын Владимир.
А в мае 1885 года Иван Петрович уже был в лаборатории профессора Карла Фридриха Вильгельма Людвига. Этот физиолог отлично знал Илью Фаддеевича Циона. Вместе они открыли даже так называемый
Дальше последовали другие лаборатории…
Одним словом, когда Павлов возвратился из-за границы после двухлетнего своего отсутствия в Петербург, он оказался в каком-то неопределенном положении. Вакансий в Медико-хирургической академии больше не открывалось, пришлось снова довольствоваться работой в лаборатории Боткина, в таком знакомом ему домике посреди унылого осеннего сада, в котором по-прежнему не было потребного оборудования. Даже необходимые в работе приборы ему приходилось изготавливать самому. Скажем, термостатом в лаборатории служила жестяная банка из-под сардин, которую надо было сначала привязывать каждый раз к штативу и, при потребности, подогревать керосиновой лампой. Правда, кое-что было все-таки приобретено им за рубежом, скажем – прибор для измерения кровяного давления, так называемый кимограф.
И все-таки, сотрудничество великого клинициста и замечательного физиолога с мировым именем приносило определенные плоды. Кроме того, Боткину по-прежнему требовались данные о функционировании внутренних органов.
Все началось с того, что данные бреславльского профессора Гейденгайна никак не сходились с утверждениями американца Уильяма Бомона. Гейденгайн был убежден, что нервы, идущие к желудку, то есть, – иннервирующие его напрямую, нисколько не усиливают в нем выделение сока. Сок, по мнению указанного профессора, выделяется лишь при прямом, механическом, воздействии пищи.
Внести какую-либо ясность в этот вопрос путем воздействия на нервы электрического тока – тоже никак не удавалось. Сокоотделение в желудке под прямым воздействием тока от этого ничуть не менялось.
А ведь именно метод раздражения нервов электрическим током помог при изучении физиологии кровообращения, даже дыхания, ведь именно он как раз и дал явный толчок к экспериментальному изучению всех этих систем, да и всей физиологии вообще.
И вдруг – такая вот незадача…
Вдобавок к сказанному, изучение иннервации в желудке тормозилось еще и тем обстоятельством, что пища, попадавшая в него, смешивалась с соком, и все это мешало лабораторным его исследованиям. Жестко вставал вопрос о самом получении чистого сока…
Все перечисленное побуждало Ивана Петровича Павлова искать нечто иное, весьма оригинальное. Прооперировав собаку по методу Василия Александровича Басова, то есть, добившись образования искусственной фистулы желудка, – Павлов предпринял на ней еще одну операцию, так называемую эзофаготомию, ради чего ему пришлось перерезать пищевод и вывести его концы наружу, пришив их непосредственно к коже животного.
Полученная таким образом собака с двумя искусственными фистулами, на шее и на животе, стала воплощением оригинального замысла: животное глотало пищу, которая тут же вываливалась через отверстие на шее у собаки, но сигналы о ее приеме уже были восприняты желудком. В нем вовсю начал выделяться сок.
На протяжении довольно длительного времени собака могла глотать одну и ту же пищу, томимая ничем абсолютно неутолимым чувством голода.
Разработанный таким образом новый метод, метод мнимого кормления, давал возможность получать обилие желудочного сока, пригодного также для химического исследования, однако лишенного всяческих посторонних примесей.