Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Ну, иди, иди! - великодушно разрешил барин. - Что стала?.. Ступай, говорю! Да смотри, не пролей молоко-то!.. А ты, Захарка, постреленок, куда опять бежишь? Вот я тебе дам бегать! Уж я вижу, что ты это в третий раз бежишь. Пошел назад, в прихожую! 

Утомившись от непосильных трудов, он вновь сладко зевнул: 

- Уа-а-ха-ха-а! 

И тут вдруг на лице его изобразился испуг. 

- Господи, твоя воля! - растерянно молвил он. - К чему бы это?.. Не иначе быть покойнику! 

- Что с тобой, отец мой? - откликнулась со своего места матушка-барыня. - Аль привиделось что? 

- Не иначе, говорю, быть покойнику. У меня кончик носа чешется, испуганно отозвался барин. 

- Ах ты. Господи! Да какой же это покойник, коли кончик носа чешется? успокоила она его. - Покойник, это когда переносье чешется. Ну и бестолков же ты! И беспамятен! И не стыдно тебе говорить такое, да еще при гостях! Ну что, право, об тебе подумают? Срам, да и только. 

Выслушав эту отповедь, барин слегка сконфузился. 

- А что ж это значит, ежели кончик-то чешется? - не уверенно спросил он. 

- Это в рюмку смотреть, - веско разъяснила барыня. - А то, как это можно: покойник! 

- Все путаю, - сокрушенно объяснил мне барин. - И то сказать: где тут упомнить? То сбоку чешется, то с конца, то брови... 

Барыня обстоятельно разъяснила: 

- Сбоку означает вести. Брови чешутся - слезы. Лоб - кланяться. С правой стороны чешется - мужчине кланяться, с левой - женщине. Уши чешутся значит, к дождю. Губы - целоваться, усы - гостинцы есть, локоть - на новом месте спать, подошвы - дорога. 

- Типун тебе на язык! - испугался барин. - На что нам этакие страсти... Чтобы дорога, да на новом месте спать это не приведи Господь! Нам, слава тебе, Господи, и у себя хорошо. И никакого нового места нам ненадобно. 

Содержательный разговор этот был вдруг прерван каким-то странным сипением. Тугодуму показалось, что раздалось как будто ворчание собаки или шипение кошки, когда они собираются броситься друг на друга. Это загудели и стали бить часы. Когда пробили они девятый раз, барин возгласил с радостным изумлением: 

- Э!.. Да уж девять часов! Смотри-ка, пожалуй! И не видать, как время прошло! 

- Вот день-то и прошел, слава Богу! - так же радостно откликнулась барыня. 

- Прожили благополучно, дай Бог, и завтра так! - сладко зевая, молвил барин. - Слава тебе, Господи! 

- Слушайте! - шепнул мне Тугодум. - Куда это мы с вами попали? Ведь вы сказали, что мы отправимся в сон Татьяны! А это... Это что-то совсем другое... 

- Почему ты так решил? - спросил я. 

- То есть как это - почему? - возмутился Тугодум. - Да хотя бы потому, что у Пушкина ничего такого нету и в помине. Во-первых, у Пушкина - роман в стихах. У него все герои стихами разговаривают. Но это в конце концов даже и не так важно. Если бы это был сон Татьяны, то здесь и она сама где-то должна быть. А где она? Где тут Татьяна, я вас спрашиваю? 

- Как это где? Вон сидит, сказки нянины слушает, показал я. - Смотри, какие глаза у нее огромные, испуганные. Не иначе какую-то уж очень страшную сказку ей нянька сейчас рассказывает. 

- Вы хотите сказать, что вот эта кроха - Татьяна? - изумился Тугодум. Да ведь ей лет шесть, не больше! 

- Ну да. - кивнул я. - А что, собственно, тебя удивляет? Это ведь не явь, а сон. Татьяне снится ее детство. А мы с тобой, оказавшись в этом сне, получили завидную возможность, так сказать, воочию увидеть, как протекали детские годы Татьяны Лариной, каковы были самые ранние, самые первые ее жизненные впечатления. 

Тут нашу беседу прервал голос маленькой Тани: 

- Пойдем, няня, гулять! 

- Что ты, дитя мое. Бог с тобой! - испуганно откликнулась нянька. - В эту пору гулять! Сыро, ножки простудишь. И страшно. В лесу теперь леший ходит, он уносит маленьких детей... 

Нянькины слова услыхала барыня. И тотчас отозвалась: 

- Ты что плетешь, старая хрычовка? Глянь! Дитя совсем сомлело со страху. Нешто можно барское дитя лешим путать? 

- Полно тебе, матушка, - добродушно вмешался барин. - Сказка - она и есть сказка. И нам с тобой, когда мы малыми детьми были, небось такие же сказки сказывали: про Жар-птицу, да про Милитрису Кирбитьевну, да про злых разбойников... 

- Истинно так, матушка-барыня, - робко вставила нянька. - Чем и потешить дитя, ежели не сказкою. 

- Вот, сударь! - гневно обернулась барыня к мужу. - Вот до чего я дожила с твоим потворством. Моя холопка меня же и поучать изволит. Ты погляди на дитя! На дочь свою ненаглядную! Какова она, на твой взгляд? 

- Бле... бледновата немного, - ответствовал супруг, запинаясь от робости. 

- Сам ты бледноват, умная твоя голова! 

- Да я думал, матушка, что тебе так кажется, - объяснил супруг. 

- А сам-то ты разве ослеп? - негодовала супруга. - Не видишь разве, что дитя так и горит? так и пылает? 

- При твоих глазах мои ничего не видят, - вздохнул муж. 

- Вот каким муженьком наградил меня Господь! - сокрушенно воскликнула барыня. - Не смыслит сам разобрать, побледнела дочь или покраснела с испугу. Что с тобой, Танюшенька? - склонилась она над дочкой, - С чего это ты вдруг на коленки стала? 

- Уронила, - ответила маленькая Таня.