Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Это верно, - признался я. - И тем не менее они бы ли не так уж далеки от истины, когда в один голос твердили, что во всей России не отыщется городок, в котором собралось бы такое чудовищное скопище монстров и уродов, какое собрал в своей комедии Гоголь. 

- Вы что же, хотите сказать, что Булгарин и этот... как его... Вигель. По-вашему, выходит, они правы? - изумился Тугодум. 

- А вот взгляни, что сказал по этому поводу сам Николай Васильевич Гоголь, - ответил я и протянул ему том Гоголя с заранее заложенной страницей. 

Н. В. ГОГОЛЬ ИЗ "АВТОРСКОЙ ИСПОВЕДИ" 

Если смеяться, так уж лучше смеяться сильно и над тем, что действительно достойно осмеяния всеобщего. В "Ревизоре" я решил собрать в одну кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем. 

Прочитав это гоголевское признание, Тугодум растерянно сказал: 

- Точь-в-точь как этот Вигель... Тоже слово в слово... Что же это получается? Выходит, Гоголь и сам считал, что он описал не настоящую, а выдуманную Россию? 

- Нет, конечно, - улыбнулся я. - Гоголь так вовсе не считал. Он только дал понять, что его комедию не следует рассматривать как точное, зеркальное отражение действительности. 

- Так ведь и городничий то же самое говорил! - вспомнил Тугодум. Помните, когда вы сказали, что на сцене он увидел себя, словно в зеркале, он заорал: "В кривом зеркале!" Неужели и вы тоже считаете, что Гоголь в "Ревизоре" написал неправду? 

- Он написал правду, - сказал я - Но эта правда предстала в его комедии в таком сгущенном, в таком сконцентрированном виде, что сравнение с зеркалом тут, пожалуй, и в самом деле не совсем уместно. Хоть сам Гоголь и поставил эпиграфом к "Ревизору" народную пословицу - "На зеркало неча пенять, коли рожа крива", - комедию его правильнее было бы уподобить не зеркалу, а увеличительному стеклу. Кстати, это место из гоголевской "Авторской исповеди", которое я отметил, ты не дочитал до конца. Прочти-ка, что он там пишет дальше. Совсем немножко. Буквально еще несколько строк. 

Тугодум снова раскрыл книгу в указанном мною месте и прочел: 

- "В "Ревизоре" я решился собрать в одну кучу все дурное в России... и за одним разом посмеяться над всем. Но это, как известно, произвело потрясающее действие. Сквозь смех, который никогда еще во мне не появлялся в такой силе, читатель услышал грусть. Я сам почувствовал, что уже смех мой не тот, какой был прежде, что уже не могу быть в сочиненьях моих тем, чем был дотоле, и что самая потребность развлекать себя невинными, беззаботными сценами окончилась вместе с молодыми моими летами". 

Прочитав это, Тугодум надолго задумался. 

Выждав некоторое время, я спросил: 

- Что это тебя смутило? Если не понял, скажи, я объясню. 

- Да нет, вроде я все понял, - неуверенно сказал Тугодум. - Только как-то странно у него выходит. Получается, что он сам и не хотел, чтобы читателю было грустно. Что это вышло как бы против его желания. 

- Это ты очень метко заметил, - признал я. 

- Но разве так может быть, чтобы у писателя вышло совсем не то, что он хотел? 

- О, еще как! Это бывает гораздо чаще, чем ты можешь себе представить. Но это - особая тема, и мы к ней еще вернемся. А пока я хочу обратить твое внимание на совсем другую сторону дела. Чем, по-твоему, была вызвана эта грусть, которую неожиданно для Гоголя испытал по прочтении его комедии читатель? Ведь не потому же он грустил, что пожалел обманутого городничего, его жену и дочь, Ляпкина-Тяпкина, Землянику и всех прочих персонажей комедии, оставшихся с носом? 

- Да уж! Чего их жалеть, жуликов этих, - согласился Тугодум. 

- Может быть, ты слышал известную историю про то, как Гоголь читал Пушкину "Мертвые души"? - спросил я. 

- Что-то вроде слышал, - не слишком уверенно сказал Тугодум. 

- Во время чтения Пушкин смеялся от всей души, - напомнил я. - А когда чтение закончилось, помрачнел и тоскливо вздохнул: "Боже, как грустна наша Россия!" 

- Так ведь это же не про "Ревизор", а про "Мертвые души"? 

- Да, конечно, - подтвердил я. - Но та грусть, которую, по словам Гоголя, испытали, отсмеявшись, первые читатели "Ревизора", была, я думаю, сродни тому тоскливому чувству, которое испытал во время чтения "Мертвых душ" Пушкин. 

- Не понимаю, к чему вы это вспомнили. Что вы этим хотите сказать? спросил Тугодум. 

- Только одно, - ответил я. - Что сюжет гоголевского "Ревизора" несет в себе не правду частного случая, анекдота, забавного происшествия, случившегося в маленьком уездном городе, а совсем другую, неизмеримо более глубокую и горькую правду: правду о том, что происходило в гоголевские времена по всей России.