После этого разговора меня охватила паника. Я была уверена, что умру от рака в раннем возрасте, точь-в-точь как моя мама. А это означало, что у меня остались считаные годы, чтобы завести собственную семью. Нельзя же вечно уходить от ответственности и всего, к чему обязывает взрослая жизнь, под тем предлогом, что я, видите ли, гастролирую — не ровен час, кончу так же, как и мой отец. К тому же Никки и я уже потихоньку действовали друг другу на нервы. Я была близка к тому, чтобы сорваться и врезать ей, если она еще раз свалится на меня на сцене. Это меня бесило, да и потом, больно же — она ведь чуть ли не вдвое крупнее меня.
Итак, я смягчилась и стала чаще разговаривать с Джеем. Я избегала его именно потому, что понимала: в него я могу влюбиться. Но если он был нужен, то всегда оказывался рядом, как в тот раз, когда охотники за наградой преследовали моего отца. Между нами все чаще завязывались дружеские разговоры, меня вновь тянуло повидать его. Я хотела веселиться вместе с ним. Хотела удержать его. Хотела дружбы. Секса. Пора прекратить эти прятки и угомониться.
Томми все еще гастролировал с «Мотли Крю»; по совпадению я завершала свой тур в Ванкувере, как раз когда он выступал там. Я пришла на концерт, и Томми устроил меня подальше от чужих глаз, за ударной установкой. Посреди песни «Ноте Sweet Ноте» он обернулся и указал на меня барабанной палочкой. Это не вызвало во мне никаких чувств. Именно тогда я и осознала, что не люблю его.
С Томми я просто отвлеклась забавы ради. Связь с ним мне нравилась, но Томми любил Памелу Андерсон и всегда будет любить ее, сколько бы он ни твердил, как ненавидит ее за то, что она упекла его в тюрьму и пыталась отнять его ненаглядных детишек. (Странное дело: когда год спустя я повстречала Памелу на вручении призов МТБ, она кинулась ко мне, как давняя подруга; когда я сказала, что рада с ней познакомиться, она удивилась: «Как, а разве мы раньше не встречались?»)
Тем же вечером, только позднее, Томми пришел на мое выступление. Во время «Поляроидов» он все время целовался и вис на мне. Я не люблю, когда парни ведут себя так даже вне клуба, а уж во время моей работы и подавно. Я чувствую себя неуютно. К тому же Томми заявил, выступая у Говарда Стерна, что я его новая подружка. Трогательно, конечно: в отличие от других моих знакомых знаменитостей, он не проводил с девушкой тайком одну-единственную ночь, а потом громогласно отрицал это. Но все-таки я разозлилась (как и кое-кто в Фениксе).
Конечно, это было так круто: Томми, липнущий ко мне. В подростковом возрасте я была его ярой фанаткой, но его навязчивость развеяла весь ореол таинственности. Когда на тебя западают твои же кумиры, дальнейшее обожание уже невозможно: теперь вы оказываетесь в одной упряжке.
Меня всегда восхищало, например, то, что Сильвестр Сталлоне не лез ко мне в «Планете «Голливуд» в Бангкоке. Но в следующий раз я повстречала его, когда ужинала с Джой в лос-анджелесском клубе «Барфлай». Сталлоне прислал на наш столик бутылку вина и пригласил нас присоединиться к нему. А когда мы приняли приглашение, повел себя так напористо, что мне стало неловко. Он глаз не мог оторвать от моей груди. На следующий день мы с Джой столкнулись с ним в «Серк дю Солейль», когда он был то ли с женой, то ли с подружкой; взгляд, брошенный Сталлоне в нашу сторону, красноречиво умолял нас пройти мимо так, будто мы незнакомы.
После этого я осознала, что превращаюсь в такого человека, которым бы мне отнюдь не хотелось становиться. Я вела себя совсем как отец, кочевавший после смерти жены от одной партнерши к другой, пытаясь как-то скрасить жизнь и в то же время не обременяя себя никакими излишними эмоциями. Я не желала становиться еще одной девушкой в списке Томми или очередной белокурой вертихвосткой в длинном перечне какой-нибудь другой звезды. Я хотела осуществить то, о чем в действительности всегда мечтала, — завести семью.
С тех самых пор, когда я вела дневник, еще будучи подростком, я хотела стать женой и матерью. Я даже не могла бы объяснить это — просто где-то на животном уровне существовала такая потребность, сродни стремлению забеременеть, когда я потеряла невинность. Возможно, я просто хотела узнать, какова она, та безоглядная любовь; каково заглянуть в глаза своего родного ребенка и сделать его или ее жизнь такой счастливой, какой моя собственная жизнь никогда не была.
Когда наш с Никки тур завершился, мы почти не разговаривали друг с другом. На последнем выступлении наши нервы были уже на пределе от усталости, алкоголя и наркотиков; мы просто сцепились. Никки обвинила меня в том, что я краду у нее деньги, и потребовалось все мое самообладание, чтобы снова не разнести ей физиономию каблуком. И когда мы вернулись домой, я впервые спала на чердаке, а не в ее постели.