Заниматься любовью, как порнозвезда

Дверь за стойкой отворилась, и вошел тощий, щедро оснащенный пирсингом мужчина ростом повыше среднего; у него было призрачно-бледное лицо, торчащие шипами каштановые волосы и сатанинская козлиная бородка. Татуировки, главным образом китайской тематики или же этнические узоры, покрывали его руки словно рукава и обвивали шею. Вид его вселял беспокойство. Я его узнала — он был на той вечеринке со своей подружкой.

— Что желаешь? — спросил он меня.

Я посмотрела на стену и увидела два красных соединенных друг с другом сердечка. Я наклонилась над стойкой, стараясь продемонстрировать ему свои груди — если сработает, про возраст он и не спросит.

— Я бы хотела вытатуировать вот такие два сердечка, — произнесла я со всем кокетством, какое только возможно при губах, плотно натянутых на зубы.

— Где? — осведомился он.

Нужно было разместить их где-нибудь, где их не увидит отец. Сама не знаю, чего я опасалась больше — его реакции или отсутствия таковой.

— На ягодице! — нервно отозвалась я.

— Нет проблем, — сказал он. — Иди за мной.

Меня охватило благоговение: я и не ожидала, что все получится так легко. Лишенная оригинальности братишкина подружка определилась с тем местом, на котором такие же сердечки понадобились ей, и потащилась за нами.

— А ты милашка, — заметил тату-художник, извлекая иглу из автоклава. — Тебе сколько лет?

— Восемнадцать, — соврала я.

Его звали Джек, и ему было двадцать пять. Он кадрил меня во время всей процедуры. Я так стеснялась и нервничала из-за татуировки, что едва отвечала ему.

— Повеселиться не хочешь? — спросил он, закончив. — Там, наверху, крутой салон, можно музыку послушать.

— Да нет, — сказала я. — Мне надо домой. Но я была рада тебя встретить.

— А может, номер телефона дашь? Прогулялись бы как-нибудь, — настаивал он.

Я опять увильнула. Тогда я воспринимала себя как обычную, милую, невинную девочку. Во многих отношениях я и сейчас себя такой считаю. А милая девочка вроде меня никогда бы не отправилась гулять с красивым татуированным мальчиком, с которым только что познакомилась. Но хотела бы. Причем настолько хотела, что решила сделать еще одну татуировку.

Я внушила себе, что сердечек недостаточно. Они были слишком заурядны. Прихоть девочки-подростка, ткнувшей в первую нарядную картинку, замеченную на стенке салона. А вот если бы по сердечкам пробегала трещина, это было бы круто. А еще круче — если бы вокруг вилась надпись «Разбивательница сердец». А если бы рок-н-ролльный мальчик из салона потом снова пригласил меня наверх — это уже просто круче некуда. На этот раз я бы не сплоховала. На этот раз я бы сказала «да».

Две недели спустя я вернулась в его салон — одна. Когда я вошла, отворив застекленную дверь, лицо его просияло. Ясно было — он обо мне думал, но не чаял увидеть вновь. Из этого я сделала вывод, что он клеит не каждую девчонку, наведывающуюся за татуировкой. Только некоторых. На этот раз ощущения при нанесении татуировки были совсем не такие, как в прошлый раз, — и не такие, как когда-либо в дальнейшем. Каждый раз, склоняясь надо мной с картинкой или с чернилами, он гладил мою ногу или касался рукой внутренней стороны бедра. Проделай он такое при моем первом визите сюда, я бы решила, что он озабоченный. Но в этот раз я только и могла, что мысленно подзадоривать его: «Давай!»

Закончив, он снова пригласил меня наверх, чтобы выпить. Хоть я и собиралась немедленно согласиться, но все же заколебалась. Мне было страшно. В конце концов, он же не знал, что мне всего шестнадцать. Когда он наконец зазвал меня наверх, мы уселись на кушетке и потолковали о нашем житье-бытье. Как же сильно отличалась его жизнь от моей — такая опасная, такая свободная и такая печальная.

Вдруг — как гром среди ясного неба — он выдал:

— Буфера у тебя классные.

Они все продолжали расти, и я ими очень гордилась.

— Может, покажешь? — спросил он.

И я, как идиотка, показала. Даже не поколебавшись. Продела руки под желтый свой топик, как раз под грудями и заканчивавшийся, и подняла его, выгнув спину, как какая-нибудь студенточка в весеннем видео.

У него отпала челюсть. Впервые за весь вечер он не знал, что сказать. Длилось это секунды три.

— В тебе есть хоть что-нибудь не так? — заикаясь, пробормотал он.

Барьер был сломан: романтическая искра проскочила между нами.

Его левое предплечье покрывал ряд китайских иероглифов.

— Смотри, — произнес он, указав на один из рисунков и подняв на меня мягкие карие глаза. — Это похоже на «Дж». Я буду говорить всем, что это твое имя.

Теперь-то понятно, что он проделывал такой трюк с каждой женщиной, но я на это купилась — еще бы, так романтично! Он меня охмурял — и успешно.

— А как же твоя подружка? — справилась я.

— С ней я разберусь, — сказал он.