По дороге набрасываю куртку и спускаюсь вниз. Сую бумажник во внутренний карман, хватаю ключ от машины, обуваюсь и сваливаю. Подальше отсюда. От нее. Если останусь в доме брата, рано или поздно все равно приду к ней. Но я должен сохранить хоть остатки своего достоинства и человеческий облик. Ненавижу скандалы и выяснения, а с Асей вероятность пережить такой опыт увеличивается во сто крат.
– Зараза, – рычу, снова стукнув по рулю.
В номере отеля, лежа на кровати, пишу сообщение брату.
Закрываю глаза и за закрытыми веками в который раз за вечер прокручиваю «кино» сегодняшних событий. То и дело ставлю на перемотку наш последний диалог с Асей. Понимаю ведь, что она ведет себя как собака на сене в силу возраста, и все равно меня потряхивает от такого отношения. Но самое страшное, что я не могу дать себе ответ на вопрос, хочу ли, чтобы она открыто призналась в своих чувствах. Потому что понимаю: назад дороги не будет. Она одна не сможет принять решение даже за себя, поэтому мне придется сделать это за нас двоих. Ася, конечно, начнет упираться, возмущаться и делать вид, что совсем не хочет развития наших отношений, но я понимаю, что потом она будет счастлива, и сделаю для этого все, но как-то и самому боязно делать этот шаг.
Ася – это неизвестное завтра, Мариса – понятное сегодня.
Я никогда не знаю, что выкинет Заноза в следующий момент, в какую сторону повернет руль на скоростной трассе. Но будь я проклят, если не готов вляпаться на высокой скорости в ограждение на обочине. С ней я бы хотел всего, пора уже быть откровенным с самим собой. Хочу ее безумия, непредсказуемости. Хочу, чтобы родила мне детей и пожарила корявую яичницу, которая наверняка сгорит, и мне придется съесть Асю вместо завтрака, а потом отвести ее в кафе, потому что она будет вдвойне голодна после секса. Хочу беременную, босую и голую на моей кухне. Хочу в свадебном платье и толстой пижаме зимой. Хочу всякую. Любую. Только бы со мной.
Рычу, накрывая подушкой лицо. В чем же проблема? Почему я не делаю первый шаг? Потому что сила моего желания к Асе прямо пропорциональна ярости, которую она во мне будит. Лет пять с ней, и я, нахрен, поседею, если не умру от сердечного приступа.
Такого сложного выбора я в своей жизни еще не делал. На одной чаше весов спокойная жизнь «почтенного бюргера», как выражается мой брат, а на другой – полная ежедневных приключений жизнь с Асей, которая имеет свои побочные эффекты. Зато я уверен, что эта жизнь будет наполнена красками. И, если даже мне суждено прожить не больше пяти лет, я точно знаю, что проживу их качественно, будто все двадцать.
Отбрасываю подушку, потому что уже нечем дышать. Поспать бы, но сон не идет. После дня с Занозой у меня в теле такие спецэффекты, что покой мне только снится. Мышцы напряжены до предела. Сейчас было бы неплохо побегать, но я не взял с собой спортивную одежду и кроссовки, так как вылетал спонтанно и решил, что они не понадобятся. Да и ожидал немного другую погоду здесь. Осень оказалась теплой, хоть я и привык, что октябрь уже вовсю полощет дождями улицы, а на деревьях совсем нет листвы. Но кто-то сверху, похоже, продлил лето, позволяя нам еще немного полюбоваться разноцветной листвой и насладиться умеренно теплыми днями. Хотя, судя по жару, разливающемуся по моему телу при мыслях об Асе, даже не теплыми, а знойными днями.
Решив, что все же сон важнее, прикрываю глаза, обняв подушку. Потом переворачиваюсь на правый бок, на спину, на левый бок и снова на спину. Закидываю руку за голову с тяжелым вдохом. И тут телефон пиликает входящим сообщением. За ним еще и еще, и я улыбаюсь. Даже не глядя на экран, знаю, что пишет Ася. Я – мужчина, и мне не пристало признаваться в таком, но немного страшно читать ее сообщения. Вдруг она написала что-нибудь типа «уезжай, я люблю не тебя, а Колю какого-нибудь, просто хотела от тебя дружеского совета, а ты…» и в конце куча нелестных эпитетов. Но рука сама тянется к тумбочке за телефоном, и я погружаюсь в Асин монолог.
С улыбкой прикрываю глаза и понимаю, что не хотел бы, чтобы она была другая. Именно шимпанзе в период ПМС мне и нравится. Это делает Аську живой, настоящей, хоть она и бесит до зубовного скрежета.