Заноза в Жаднице (СИ)

До опушки леса мы добрались довольно быстро. Над поляной, через которую мы с Корвином перебирались всего пару часов назад, стелился предрассветный туман, но не зловещий – скорее, таинственный. Теперь мне не требовалось поглядывать на свой амулет, чтобы убедиться в отсутствии поблизости вампиров; какое-то непостижимое внутреннее чутье подсказывало, что в окрестностях, кроме нас да безобидного лесного зверья, никого нет.

Замок по-прежнему возвышался впереди, выныривая из клочьев тумана наподобие мрачного темного острова, и отсюда я не могла разглядеть в нем ни одного теплящегося огонька. Дрыхнут и ухом не ведут, подумала я, невольно покачав головой. То ли настолько верят в надежность охраны и замковых стен, то ли пребывают во власти наведенных вампирами чар... Впрочем, не могли же эти твари на расстоянии околдовать весь замок!

Попрощавшись с айнарами (Мариан при этом, игнорируя грозные взгляды деймора, галантно поцеловал мне руку), наша троица вошла в потайной проход и двинулась наверх, к своим покоям. Первым закинули в его комнату Дорина, затем Корвин вызвался проводить меня в мою спальню. Очутившись внутри, он обошел все помещение, закрыл окно, проверил умывальню и даже заглянул в шкаф и под кровать – в общем, убедился, что я здесь в полной безопасности – и только после этого отправился к себе.

– Может, дать тебе магический светильник? – предложила я, когда он шагнул в зияющий чернотой провал потайного коридора.

– Не стоит – я прекрасно вижу в темноте, – обернувшись, насмешливо напомнил он. – Спокойной ночи, Драгомила. Или, что вернее, спокойных рассветных часов.

– И тебе того же.

«Неужели уйдет, вот так, даже не поцеловав меня на прощание?»

Ушел. Гад, что тут скажешь.

Глава 8, часть 2

Разувшись и бросив на стул пахнущую дымом костра, испачканную и слегка отсыревшую накидку, я наведалась в умывальню, а по совместительству – уборную, и, зевая, уже направилась к вожделенной кровати, как вдруг за дверью послышалась какая-то возня и жалобный скулеж. Стражник там, что ли, на жизнь жалуется?

Поколебавшись, я подошла к двери, открыла щеколду и осторожно выглянула в полуосвещенный коридор. Сбоку, в углу, прислонившись спиной к стене и уронив голову себе на грудь, сидел приставленный ко мне стражник, явно проигравший сражение с Морфеем, а прямо у порога белело нечто мохнатое и дрожащее, при ближайшем рассмотрении оказавшееся собачкой эронессы Марко.

При моем появлении Облачко прекратила скулить, отступила и заворчала, но как-то неубедительно. Вид у животины был не очень – шерсть местами свалялась и спуталась, на ушах висели клочья паутины, в черных глазах-бусинках застыло тоскливое выражение – и вместо обычного испуга и раздражения я неожиданно почувствовала острую жалость.

– Горе ты луковое... Тошно тебе без хозяйки, да? – я вздохнула и посторонилась, шире открыв дверь. – Давай, прекращай изображать страшного зверя и проходи. Ну же, Облачко! Я тебя не обижу, обещаю.

Собачонка отчетливо фыркнула, словно поняла каждое мое слово и услышанное ее насмешило, и, помедлив, просеменила мимо меня в комнату. Там она деловито двинулась к кровати, уже привычным макаром вспрыгнула на табуреточку для ног – подозреваю, ее здесь именно для этого и держали – а оттуда забралась в постель и, немного покрутившись вокруг себя, с удовлетворенным вздохом легла в изножье.

– Будешь кусаться – получишь пяткой в зубы, – предупредила я ее, тоже залезая под покрывало. Облачко в ответ подняла хвост, громко выпустила газы и демонстративно повернулась ко мне задом.

Ну, и на том спасибо.

Во сне мне явилась покойная Урсула ван Дьен. Я никогда не видела ее изображений и не сохранила детских воспоминаний Драгомилы о матери, но узнала охотницу на вампиров практически сразу – возможно, потому, что мы с ней были чертовски похожи. В этом сне она стояла у входа в какое-то мрачное каменное сооружение, напоминающее старинный склеп и утопающее в клубах плотного белесого тумана, и смотрела на меня вполоборота. Волосы ее были распущены и тяжелой золотой волной ниспадали на тонкое белое платье, словно сотканное из невесомой паутины.

Подойдя ближе, я увидела, что Урсула указывает рукой на стену у входа, на которой вдруг проступили будто высеченные в камне строки:

Врага всех людей заточив под землею,

Я в хладной могиле недвижно лежу.

Покуда он спит, мне не будет покоя:

И в жизни, и в смерти я зло сторожу.

Стоило мне дочитать странное четверостишие до конца, как буквы поблекли и исчезли, словно наведенный туманом морок. Задержав на моем лице печальный и нежный взгляд, Урсула кивнула и все так же молча шагнула в темноту склепа, и я проснулась прежде, чем успела ее окликнуть или двинуться следом.

Комнату заливал яркий солнечный свет, в котором плясали мельчайшие золотистые пылинки, и Лия, тихо ворча, разглядывала мои сапоги, сплошь облепленные влажной землей и травинками.