Запад

В последние дни он появлялся регулярно, чтобы сделать какой-то мелкий ремонт или помочь тете Джули с мулами, но никогда прежде он не приходил в отсутствие тети, и в голове у Бесс всплыло слово покрыть и картинка того, как жеребец приближается к кобыле, – кобылы иногда убегали, и Элмер Джексон носился за ними и пригонял обратно, – и что бывает потом, и как после всего кобылы стоят на краю выгона, опустив головы, с несчастным видом.

Он прижал ее к стене, сдавив горло руками.

Тяжело дыша, он нашаривал пряжку на своем ремне. Набухшая вена, толстая, ужасная, пульсировала рядом с натянувшимися жилами у него на шее. От него несло лошачьим дерьмом и его собственной нестиранной одеждой. Бесс закрыла глаза. Ее вырвало, рот наполнился блевотиной.

Она закричала, зовя тетю Джули, хотя знала, что нет никакой надежды на то, что ее услышат. Тетя Джули была далеко, и рядом – никого, кто мог бы ее защитить. Тетя Джули уже, наверное, в церкви, любуется витражной красотой Моисея в лучах света.

Бесс била Джексона по щекам и подбородку, царапала ногтями его спину, но его штаны упали к ее ногам, звякнув ременной пряжкой об пол.

Мистер Холлингхерст описывал узкую долину, окруженную низкими лесистыми холмами, ручей на севере, потом – город. Дом мертвого человека должен находиться прямо за ним, в конце каменистой дорожки; бревенчатый дом с крыльцом и обнесенным изгородью выгоном, в котором, скорее всего, будут мулы. Так, по словам мистера Холлингхерста, написано на верхнем из пачки сложенных писем, и мальчик полагал, что он уже недалеко.

Впервые за все свое долгое путешествие, чувствуя, что подошел совсем близко к цели, он продолжал ехать и после рассвета, а не спрятался среди деревьев до темноты; обогнув цепочку городских домов, он под прикрытием деревьев вернулся на дорогу, которая вела от них на восток.

Добравшись до белой церкви, из которой доносилось пение, он увидел каменистую дорожку.

Вероятно, непривычный дневной свет сделал его рассеянным.

А может, причиной послужила его сонливость после целой ночи и половины утра, проведенных в пути.

Так или иначе, он утратил бдительность и не заметил толстого белого человека загодя, пока почти не наскочил на него. Впереди, рядом с высоким кустом позади церкви, засунув руку в штаны, стоял толстый белый человек в желтой жилетке и очках.

Мальчик ударил пятками в бока лошади и снова спрятался в деревьях. Он повидал уже много белых мужчин, которые сразу выхватывали пистолеты из карманов. Заметил ли его этот? Наверняка мальчик сказать не мог.

Толстяк быстро зыркнул налево, направо, потом, похоже, устремил взгляд прямо в том направлении, где стоял мальчик, и замер, как будто собирался что-то предпринять. Теперь Старуха Издалека видел, что он определенно что-то держит в спрятанной руке. Сердце мальчика бешено заколотилось. «Я без оружия, – сказал он себе. – У меня не осталось стрел и нет ружья, потому что этот скупердяй и обманщик Деверо не позволил мне взять его, пока я не вернусь».

И тут он вспомнил про спицу.

Быстрым точным движением он укорачивает и завязывает крепким узлом эластичную тетиву своего маленького пеканового лука, зубом проделывает борозду в мягкой деревянной шишечке на тупом конце длинной стальной спицы, вставляет ее в тетиву, оттягивает, стреляет и убивает толстого библиотекаря.

Довольный и немного удивленный собственной меткостью, он спешивается. Вязальная спица – вещь бесценная, и поскольку она может понадобиться ему снова, он вынимает ее из шеи мужчины, в которую та воткнулась, как в кленовый ствол; темный, словно кленовый сироп, сок, пузырясь, течет на жилетку, рубашку и брюки толстяка.

Мальчику жалко красивой жилетки того же чудесного цвета, что и его любимый цветок. Он колеблется: брать или не брать очки, которые самому ему не нужны, зрение у него чрезвычайно острое. Но он достаточно взрослый, достаточно мудрый и достаточно опытный, чтобы знать: тот факт, что вещь бесполезна для тебя, не означает, что она не окажется полезной для кого-то другого, а следовательно, она имеет цену. И даже если очки не пригодятся никому как собственно очки, стекло само по себе – вещь слишком хорошая, чтобы пройти мимо нее, так же как и тонкие изогнутые металлические проволочки, зацепленные за рыхлые уши мужчины.

Он снимает очки с человека, кладет их в карман просторного пальто Сая Беллмана, быстро вытирает спицу о рукав рубашки мертвеца, вскакивает обратно на лошадь и продолжает свой путь в направлении, которое кажется ему правильным, исходя из положения солнца, дуновения ветра и последних деталей описания мистера Холлингхерста.

Задержав дыхание, Бесс велит себе думать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь далеком и не имеющем ничего общего с настоящим моментом и тем, что в нем происходит. Единственная ее надежда – на то, что все это скоро кончится.

Снаружи, во дворе, взревела одна из мулиц. Где-то на крыше ветер шаркнул отставшей черепицей. Позади Бесс громко тикали часы, их нижний край вдавливался ей в затылок, когда Джексон прижимал ее к стене. Она закрыла глаза.

А дальше – воспоминания мальчика.