Запад

Перевалив через горы и выйдя на берег Саскуэханы, он увидел недостроенный мост и стал наблюдать из укрытия, как люди переправляются на другой берег на широкой плоскодонке, которой правили четыре человека, отталкиваясь шестами от дна. Он прятался в сосновой роще, где было темно и сыро. Дождавшись ночи, перешел реку вброд – вода доходила ему до плеч, лошадь плыла, преодолевая стремительное течение.

За мостом – опять дома, трактиры, мельницы, церкви, фермы…

Он часто вспоминал мертвого белого человека, вспоминал, что поначалу тот, как и торговец мехами, был прижимист, потом, после того дня, когда накричал на него за то, что он примерил его высокую шляпу, – уже щедрее. А дальше наступили и вовсе хорошие времена, Большой Путешественник постоянно одаривал его какими-нибудь новыми маленькими вещичками по мере того, как они продвигались сквозь дождь или обжигающую жару к заходящему солнцу в поисках сказочных животных.

С того самого момента, когда Старуха Издалека начал свой долгий одинокий путь назад, к Деверо, он скучал по Беллману, представлял себе, как тот тяжело ступает большими ногами в сапогах или едет верхом на черной лошади, раскачиваясь из стороны в сторону и поскрипывая кожаным седлом, как макает перо в чернильницу на лацкане пальто, а на последних этапах пути – как он внезапно останавливался и сидел неподвижно, будто не мог понять, чтó он делает или как его занесло туда, где он очутился; как по ночам вертел в пальцах маленький медный наперсток, ощупывая цветочный узор на нем, как ворочался и бормотал во сне.

Старуха Издалека тосковал по его надтреснутому тихому пению – это было уже ближе к концу – и порой, перед рассветом, заползал под деревья, привязывал лошадь, сворачивался калачиком на опавшей листве и предавался воспоминаниям.

Он думал о рисунках мертвого человека, которые тот чертил на земле.

Четыре ноги, похожие на исполинские деревья, уродливые тела и огромные загнутые бивни. Мальчик не солгал, сказав Деверо, что никогда не видел ничего похожего на тех существ, которые Беллман рисовал на земле.

Однако знал о них.

Потому что, сколько себя помнил, он слышал рассказы о гигантских существах-людоедах: его соплеменники, когда жили на востоке, видели их кости, вросшие в мягкую соленую глину лесистой долины. Возможно, это были кости тех самых животных, о которых читал большой человек с красными волосами. Но мальчику сказали, что все эти чудища вымерли, исчезли навеки, Великий Дух, Большой Бог, уничтожил кровожадных великанов, ударив в них молнией и обрушив на них гром, потому что эти животные охотились на его людей и поедали их.

При этом возникал вопрос: почему Великий Дух не уничтожил белых поселенцев, пришедших с моря, так же как уничтожил громадных животных?

Он спросил об этом отца в тот день, когда они, собрав пожитки, начали свое отступление на закат солнца, но отец только пожал плечами. Он ответил, что мир полон тайн и надо быть терпеливыми, а пока единственное, что он может сказать, – это что они боролись, но проиграли, и лучшее, что можно теперь сделать, это уйти с теми вещами, которые им дали.

После наступления темноты Старуха снова пускался в путь по узким тропам и плохим дорогам, через горы и скалы, реки и старые поваленные деревья, сквозь тучи мошкары. Если и остались в этих лесах следы его соплеменников или людей, похожих на них, то он их не видел.

Он думал о своей сестре и о поселенцах, о том, что его соплеменники получили лишь половину того, что обещало им правительство за то, чтобы они оставили свои земли на востоке и согласились уйти на запад. Думал он и о старике, которого помнил с раннего детства, о том, как тот предостерегал против какой бы то ни было торговли с белыми людьми, о его пророчестве, что, если они начнут торговаться с ними, это будет началом их конца.

Старуха Издалека по-прежнему не был уверен, чтó следует думать по этому поводу.

Но в одном он уверен был: никакого Великого Духа не существует. Нет никакого Большого Человека на небесах, который присматривает за ними. Если и был когда-то, то теперь его больше нет.

Ему очень нравилась лошадь мертвого человека. Она и цветом была лучше его старой лошади, и шла быстрее. Иногда, чтобы подбодрить себя, он прикладывал губы к ее мягкому, похожему на древесный лист уху и шептал: «Помни: никаких богов не существует. У нас есть только мы сами – и больше никого».